Приди в мои сны - стр. 21
…Аким Петрович сидел, прислонившись спиной к камню, белая рубаха его была черной от запекшейся крови, чернота эта вскипала красным на развороченной груди и не оставляла места надежде. Но Евдокия все равно не поверила, не боясь испачкаться в крови, упала на колени, обхватила Акима Петровича за широкие плечи, почувствовала неживой холод и только потом заглянула в мертвые глаза. Лучше бы не заглядывала, не видела эту боль и отчаяние, не окуналась в черные воды безысходности…
Наверное, она снова кричала, отбивалась дико и яростно, когда Август попытался оторвать ее от Акима Петровича. Мир вокруг сделался бесцветным, как после смерти Степочки, бесцветным и безмолвным. Август что-то говорил, тряс за плечи, кажется, даже ударил по лицу, но Евдокия ничего не чувствовала. И он оставил ее в покое, понял, что не справится в одиночку с ее горем. Август бродил по берегу, что-то кричал, зачем-то махал руками, а она шла следом, потому что вдруг испугалась, что он тоже сейчас исчезнет, оставит ее совсем одну на острове, который за ночь превратился в кладбище. А озеро волновалось, тянулось к черным камням отливающими серебром щупальцами, стонало, кричало пронзительным чаячьим криком. И небо сделалось темным, как ночью. На небе этом Евдокия вдруг увидела звезды. Звезды водили хоровод вокруг бледной луны, а потом одна за другой срывались и падали в воду.
Евдокия тоже упала, а в себя пришла уже в Чернокаменске, в их с Августом доме. Муж сидел тут же, у кровати, осунувшийся и постаревший, несчастный.
– Как ты, Дуня? – спросил шепотом.
– Нашли? – Она не стала отвечать на глупый вопрос, у нее были свои вопросы. – Нашли?!
Он покачал головой и сжал руку Евдокии в своей ладони. Раньше его руки казались ей мягкими и по-девичьи нежными, но сейчас они держали крепко, до хруста в костях. Это хорошо, пусть держит, не допускает, чтобы она снова сорвалась в беспамятство. Ей сейчас никак нельзя, ей нужны силы. Поэтому и осмотр доктора Евдокия выдержала безропотно, и отвратительные на вкус капли выпила, не поморщившись, и пообещала себя беречь. А когда доктор наконец ушел, велела:
– Расскажи мне, Август.
Он вздохнул, придвинул табурет поближе к ее кровати.
– Аким Петрович?.. – Теперь уже она сжала его руку.
– Я обо всем позаботился, поговорил с батюшкой. – Август сглотнул. – Дуня, он отрубил себе руку…
– Не руку – браслет! Они напали неожиданно, у него не было времени снять его. Ты нашел… браслет?
– Нашел. – Муж встал с табурета, вышел из комнаты, чтобы вернуться с ее, Евдокии, платком. – Он здесь. Я не знал, как ним поступить. Дуня, платок теперь, наверное, не отстирать. Он весь в крови, Дуня.