Причина его одержимости - стр. 17
Заманчиво? Блин, а то!
Ведь на другой чаше весов – война. Я же уже проходила через это и в полной мере представляю, что меня ждет. Если коротко – ничего хорошего. Насчет нашей судебной системы я не питаю никаких иллюзий. Тогда зачем я составила этот чертов иск? Уж не для того ли, чтобы доказать себе – ты хорошая, Анечка, видишь, ты сделала все, что смогла. И вот чтобы погладить себя по головке, я пожертвую месяцами разлуки с дочерью?
– Девки, вы че, совсем поохренели? Ну-ка, бычкуйте папиросы! – рявкает от двери Кинчев. – У меня спонсоры, а тут дым коромыслом.
Тушим сигареты, как две провинившиеся школьницы. Михаил Семенович еще что-то там бурчит, но я не слушаю, отвлекшись на сигнал телефона. Порядок цифр мне незнаком, но мне часто звонят с новых номеров люди, попавшие в беду. Только я никогда так не реагирую, видя перед собой неизвестный номер. А тут – сердце в пляс. И предчувствие.
Выскальзываю за дверь.
– Алло.
– Привет, Аня.
Громко сглатываю.
– Привет.
– Как ты? Пришла в себя?
Казалось, да. А теперь его слышу, и сердце опять заходится в тахикардии, трепыхаясь в грудной клетке, как пойманная в силки птица.
– Я в норме. Ты что-то хотел?
– Мы вчера не договорили.
– А мне кажется, ты сказал все, что планировал. И вот ведь как интересно получается. Ты потратил шесть лет на то, чтобы влюбить в себя мою дочь для того, чтобы потом разыграть ее привязанность как козырную карту?
– Конечно, нет, Аня. Я просто хотел, чтобы проживая с отцом, которому по большей части до нее не было дела, Арина не чувствовала себя одинокой.
Он не добавляет «как я», но я это слышу так явно, будто он все же озвучил… Еще немного, и я поверю, что Кир не такой уж чурбан, каким хочет казаться.
– И зачем тебе это понадобилось? Куда делся тот Кирилл, который говорил, что ему нет дела до других?
– Тот Кирилл на месте. Можешь не сомневаться. Но ты забыла про другие мои слова.
– Это про какие же?
– Ты для меня особенная. И твой ребенок особенный ровно потому, что это – часть тебя.
О, боги… Сжимаю переносицу, чтобы позорно не разреветься.
– Ты больной.
Я позволяю себе подобного рода заявления, потому что ужасно на него зла. А когда мы только познакомились, я была единственной, кто пытался убедить Кирилла в том, что он как раз таки нормальный. Знать о том, что мальчишка живет с мыслью о собственной второсортности, было совершенно невыносимо.
– Потому что люблю тебя?
– Это не любовь, Кир. Когда любят, так себя не ведут.
– Скажи, как надо.
– Что? – выдыхаю.
– Скажи, как тебя надо любить, и я буду.
Простодушная, никак не вяжущаяся с его нынешним образом просьба выжигает всю мою злость. Я могу противостоять ультиматумам, угрозам и шантажу, но не этим потерянным интонациям.