Превыше всего. Роман о церковной, нецерковной и антицерковной жизни - стр. 5
– Был женат, сейчас в разводе, – все так же четко, но несколько смущенно, ответил отец Василий.
– Ну ясно, – еще раз кивнул головой Евсевий. – Потом поговорим еще…
Он хотел было на этом закончить расспросы, но не удержался и все же решил спросить:
– А в монахи не думал? Или целибатом хочешь?
Отец Василий поднял глаза и ответил с демонстративной твердостью:
– Думал, Ваше Преосвященство. Если благословите – хочу принять постриг.
Евсевий еще раз многозначительно кивнул. Отец Игнатий наклонил голову, дабы окружающие не могли видеть его лица – этот рефлекс он выработал за годы службы рядом с архиереями.
«Ну все, обаял!» – подумал он.
В это время из зала выдачи багажа показался Георгий, тащивший пару больших сумок.
– Ваше Преосвященство, пройдемте в машину! – сказал Васильев.
На автостоянке перед аэропортом, среди такси и частных автомобилей, стояла уже потрепанная черная епархиальная «Волга» и небольшой праворульный японский минивэн, отходивший по дорогам Японии и России не менее пятнадцати лет. Монахиням и Георгию предложили сесть в микроавтобус, а новый епископ со священниками расположились в «Волге».
– Холодно тут у вас! – сказал, поежившись, Евсевий. – Но зато солнечно!
Солнце, действительно, светило ярко, а на небе почти не было облаков.
– Так точно, Ваше Преосвященство! – ответил Васильев. – Холодно, но по количеству солнечных дней – как в Сочи.
– Ну, можно считать, что на курорт приехал! – с улыбкой сказал Евсевий. Оба священника также вежливо улыбнулись.
Затарахтел двигатель, и «Волга» плавно снялась с места. Архиерей стал внимательно смотреть в окно, разглядывая просторы своей новой епархии. Просторы эти, надо сказать, выглядели довольно уныло. Местная природа – сочетание леса и степи – сама по себе относится к тому типу, который принято именовать суровым. Будучи же разбавлена развалинами колхозных построек, застрявшими там и сям около десяти лет назад комбайнами – точнее, сгнившими остовами этих комбайнов – и кучами мусора, она выглядела совсем уж депрессивно.
«Прям как после атомной войны», – невольно подумал Евсевий. И еще раз задумался над тем, что хорошо бы здесь задерживаться не слишком долго. Что ж, это представлялось вполне реальным. Мангазейская кафедра была для епископата чем-то средним между гауптвахтой и яслями: в такие епархии отправляли либо провинившихся, которых по каким-то причинам нельзя было отправить на покой досрочно, либо новичков. Первые имели возможность реабилитироваться, вторые – научиться управлять епархией и, в идеале, показать класс. Тогда они могли рассчитывать на более привлекательное место.