Превратности судьбы - стр. 28
Приговорен Комиссией НКВД и Прокуратуры СССР 12.01.38 года по статье 58-6 (шпионаж) УК РСФСР к высшей мере наказания, то есть к расстрелу. Расстрелян 18.01.38 года. Место расстрела Ленинград.
Возвращение из эвакуации
Как-то раз поздно вечером я с температурой лежала на кровати в комнате. Болела я очень часто. А мама и тетя Хельми сидели на кухне и тихо разговаривали. У нас радио не было, но видимо где-то они его слушали. Шел уже 1944 год, у людей появилась надежда на возвращение из эвакуации домой.
Сквозь болезненную дрему я слышу, тихий мамин голос: «К чему мы вернемся неизвестно, и здесь все вещи проданы, ничего не осталось, как будем жить?».
А тетя Хельми так же тихо отвечает: «Успокойся, не переживай, справимся. У меня один сын, да и у тебя вряд ли Рая выживет, так сильно болеет все время. Останется одна Ира. С одним ребенком ты легко справишься».
Меня, как ножом по живому, больно резанули эти слова. Уже на следующее утро я сидела на краю кровати, свесив босые ноги, температура, конечно, была, но мне стало значительно легче. Соседка из деревни принесла какой-то отвар из трав, напоила меня. К вечеру опять принесла какую-то целебную траву, и мама заварила ее для меня. В общем, мне стало лучше. Недели две я промучилась, но поправилась. Отпоили меня лечебными травами.
А слова тети Хельми злой обидой врезались в память навсегда. Значит, очень мне жить хотелось.
Немного прошло времени и на самом деле все вокруг заговорили о том, что скоро можно будет из эвакуации возвращаться домой. Нам сообщили, что уезжающим дадут подводы, на станцию будут поданы вагоны, и желающие могут отправляться к местам прежнего проживания.
Товарный вагон был точно такой же, как тот, в котором мы приехали сюда. В нем тоже были двухэтажные нары, печка – буржуйка топилась посреди вагона.
После болезни меня с ног до головы обсыпало болячками, все тело было в чирьях. Их не было только на ладонях, ступнях и лице. Видимо это был тяжелый авитаминоз от долгого недоедания. Я не могла спать лежа. Стоя спала как лошадь. Иногда в изнеможении дремала на коленях у мамы. Я не могла ни лежать, ни сидеть, ни стоять, просто наказание какое-то. Стоило сесть или лечь, гнойники прилипали к одежде и причиняли такую сильную боль, что хоть криком кричи.
Какой-то сердобольный старичок, посмотрев на мои мучения, сказал: «Доченька, миленькая, иди, ложись на мою постель, а я рядом посижу. Мочи нет смотреть на твои страдания».
А я ему отвечаю: «Дедушка, спасибо, не могу я лечь, у меня все болит».
Капуста
Мы приехали в Кемь осенью 1944 года, на улицах уже лежало довольно много снега. Нас поселили в один из бараков на окраине. Там, похоже, когда-то школа была, двери из больших комнат в длинный холодный коридор открывались двумя створками. Такие двери обычно в классах делали.