Прерия - стр. 42
– Не могу сказать, что ты не прав, – ответил траппер, чье мнение по этому важному вопросу (хоть исходил он совсем из других предпосылок) было до странности сходно с мнением Ишмаэла. – Я всегда и всюду, если думал, что голос мой будет услышан, говорил то же самое. Но твой скот угнали те, кто считают себя хозяевами прерии и всего, что в ней есть.
– Пусть-ка они попробуют сказать это мне! – возразил скваттер грозно, хотя его низкий голос был так же вял, как вся его манера. – Я считаю себя честным купцом: что получил, за то плачу. Ты видел тех индейцев?
– Видел. Они держали меня в плену, когда пробирались в твой лагерь.
– Белый человек, да еще христианин, должен бы вовремя меня предупредить, – укорил Ишмаэл и опять искоса глянул на траппера, как будто еще не оставив своего злобного умысла. – Я не больно склонен в каждом встречном привечать сородича, а все же, что ни говори, цвет кожи кое-что значит, когда двое белых встречаются в таком месте. Но что сделано, то сделано – словами не поправишь. Выходите из засады, ребята, здесь только старик. Он ел мой хлеб и должен быть нашим другом, хотя кое-что наводит на мысль, что он спелся с нашими врагами.
Траппер не стал отвечать на обидное подозрение, которое скваттер не постеснялся высказать вопреки всем его разъяснениям и отрицаниям. Сыновья неучтивого скваттера сразу отозвались на призыв отца. Четверо или пятеро из них высунулись каждый из-за своего куста, где они укрылись, приняв фигуры, замеченные ими на склоне холма, за часть отряда сиу. Они подходили один за другим с ружьем под мышкой и бросали на траппера недоуменные взгляды, хотя ни один не полюбопытствовал, откуда он взялся и зачем пришел. Впрочем, такая сдержанность только частично объяснялась обычной их апатией: в жизни им не раз приходилось присутствовать при самых неожиданных сценах, и давний опыт научил их благоразумной осторожности. Траппер выдерживал их угрюмые взгляды с твердостью столь же бывалого человека и с тем спокойствием, какое дает сознание своей невиновности. Удовлетворенный осмотром, старший из подошедших – тот самый оплошавший часовой, чьей нерадивостью так успешно воспользовался коварный Матори, – повернулся к отцу и грубо сказал:
– Если этот человек – все, что уцелело от отряда, который я приметил на холме, то мы не зря израсходовали свинец.
– А ведь верно, Эйза, – сказал отец и быстро повернулся к трапперу: замечание сына напомнило ему то, о чем он подумал было и чуть не забыл. – Как же так? Вас только что было трое – или свет луны ничего не стоит.