Преосвященный Зосима, епископ Якутский и Ленский. Книга памяти - стр. 27
Инокиня Евфросиния (Миронова):
Однажды в Лавре Игорь очень сильно заболел воспалением легких и несколько дней лежал один – ни еды, ни питья некому было подать. Только дня через два или три спохватились, что его нигде нет и зашли к нему. А он уже готовился к смерти.
Владыка часто говорил, что тяжело болеть он начал именно в Лавре после пострига и что монахи, особенно молодые, всегда болеют, и болезни эти служат умерщвлению плоти. Надо заметить, что из-за сильного бронхита его даже не сразу смогли рукоположить в диакона.
Протоиерей Сергий Николаев:
Мы познакомились в Троице-Сергиевой Лавре, когда Игорь Давыдов еще был послушником. Этот светлый, улыбающийся человек сразу запоминался и располагал к себе. Он никогда не пытался выпятить напоказ себя, свое «Я», зато всегда был настроен на собеседника, всегда внимание свое искренне отдавал другому человеку. На первом месте у него всегда был ближний, а он сам – всегда на втором, даже на последнем...
Кажется, все это такие простые истины, что тут сложного? Но кто хоть изредка пробовал «возлюбить ближнего как самого себя» – тот прекрасно знает, что эти «простые истины» даются очень часто неимоверным духовным трудом и кровью сердца. Вот и у него за этой светлой улыбкой стояла огромная внутренняя работа и высокая человеческая культура...
Инокиня Елисавета (Соломахо):
Мы встретились в 1991 году в Троице-Сергиевой Лавре, куда группой в восемь человек приехали на какие-то курсы по христианской психологии. На курсы не попали, потому что в храме за стоечкой познакомились с послушником Игорем. И своим деликатным разговором, улыбкой, доброжелательностью он так расположил нас к себе (не всю группу а меня и мою близкую подругу), что, оставив эти курсы, мы приехали в Лавру «набраться ума-разума».
А немного позже, вернувшись домой, я написала ему первое письмо. И что меня
подкупило – он ответил мне сразу. Я была вообще требовательна – к себе, к людям, всю жизнь искала Истину, но искала ее в людях, а потому чаще всего натыкалась на «нарисованный очаг». И потому его искренность, открытость, готовность помочь так сразу меня привлекли.
Так началась наша переписка...[2]
Время первоначального воцерковления – прекрасное, но по-своему очень сложное. Мучают такие проблемы, которые потом выглядят смешными. Например – как обращаться к собеседнику. И самое удивительное: по его письмам я чувствовала, что он ощущает и понимает даже эти проблемы. И это было для меня удивительно, походило на чудо Божие.
Вскоре мне удалось снова вырваться в Лавру. На этот раз я привезла с собой двух своих сыновей, рассчитывая, что и они обратятся к Богу также быстро, как это получилось у меня. Мой расчет не оправдался, у сыновей был свой путь...