Преосвященный Зосима, епископ Якутский и Ленский. Книга памяти - стр. 17

Храм Феодора Стратилата (Антиохийское подворье). Гравюра О. Демидовой

Но вот он умер, и квартира досталась его неверующим родственникам. А они просто взяли и выбросили все его церковные вещи! Матушки-монахини пытались что-то спасти, но их просто не пустили на порог. И как-то раз мать Евфросиния (Евдокия Игнатьевна) видит сон: Стоит отец Михаил скорбный, понурый и жалуется: «Что делать, что делать!.. Вся моя святыня пропала!..»

Наверное, под впечатлением этого воспоминания владыка Зосима очень боялся, чтобы кто-нибудь после его смерти (пусть даже случайно) не повредил и не осквернил святыню. Он часто показывал нам с отцом Мелетием, где и что у него хранится. А многие мощевики и иконы с мощами завещал передать в храм.

Святыни стали «приходить» к владыке задолго до монашества. Помню, друзья-семинаристы шутили, что им в трудных ситуациях и в храм бежать не надо, можно просто «приложиться» к тумбочке Игоря Давыдова (в тумбочке у него хранились святыни).

Владыка любил святыню, а святыня любила его...

Владыка Зосима:

Удивительные слова как-то однажды произнес батюшка Иоанн. Я тогда говорил ему о своих проблемах, о том, что окружение нецерковное, есть и внутренние препятствия и вообще – возможно, сначала придется завести семью, а уж потом, когда-нибудь, вырастив детей, задуматься о монашестве... И он, выслушав мои сомнения, сказал очень простую фразу: «Лучше принести Богу огонь молодости, чем хладный пепел старости...» И эти слова запомнились мне навсегда.

А еще, утешая меня, он говорил: «Годам к тридцати будешь монахом». Так и случилось...

Инокиня Евфросиния (Миронова):

1988 год – год тысячелетия Крещения Руси – принес много перемен в жизнь Церкви, дышать стало свободнее. Владыка и несколько наших друзей подали прошения в семинарию, а меня подвигли попытаться поступить в регентский класс. Я тогда только окончила институт, защитила диплом и должна была отрабатывать по распределению в одной из московских школ. Официального открепления от министерства просвещения получить не удалось, и меня не приняли. Владыка же и его друзья поступили и стали семинаристами. Он был почти уверен, что его не примут из-за папы (бывший военный, комсомольский работник). Когда же друзья прибежали и сказали, что Игорь Давыдов есть в списках, был очень рад и сначала даже не поверил.

В тот период мы много общались, ходили на православные выставки, концерты, путешествовали по монастырям и святым местам и просто много гуляли по Москве – хотели посетить все (немногочисленные в то время) московские храмы с их святынями. Я тогда была малоцерковным человеком, а владыка – уже зрелым христианином. Он многое мне объяснял, помог воцерковиться и сыграл большую роль в дальнейшем выборе жизненного пути. Уже тогда, будучи еще мирянином, он обладал свойствами пастыря и духовника, утешителя. Ему легко можно было все рассказать, поделиться сомнениями, скорбями. И я твердо знала – если завтра его рукоположат и он наденет епитрахиль, я смогу сразу идти к нему на исповедь, хотя мы были почти ровесниками.