Прелат - стр. 33
Леон перекрестился:
– Господи, услышь мои молитвы!
Жиль, сын хозяина, услышал разговор родителей и не преминул вставить словцо:
– Им бы только животы нажирать! Это они на людях мясо не едят, а в монастыре-то небось жрут от пуза!
Анриетта одёрнула сына:
– Попридержи язык, Жиль! Забыл, как отец отлупил тебя в прошлом году! Чего доброго, услышат доминиканцы.
Жиль почесал за ухом, уж он-то прекрасно помнил, за что получил выволочку от отца – всего-то и поинтересовался: почему у святого Доминика на голове росли волосы разных цветов? Отец не нашёлся, что ответить, и выпорол чрезмерно любознательного юношу.
Монахи закончили трапезу и принялись за пиво. Один из них, что с хриплым, простуженным голосом, жестом подозвал хозяина. Тот неохотно подошёл.
– Вот, – он извлёк из напоясного кошелька небольшой свиток, увенчанный монастырской печатью, – это индульгенция всего за тридцать медных денье[34], – он протянул её Леону. – Возьми, и будем считать, что мы оплатили свой ужин и ночлег.
Хозяин крякнул, по всему было видно, что в отпущении грехов он не нуждался, а хотел денег.
– Что с тобой, хозяин? Ты безгрешен, как младенец? Не нуждаешься в индульгенции? Надо об этом сообщить настоятелю монастыря Святого Доминика отцу Арману. Смотри, не гневи Всевышнего: гордыня – страшный грех! Да и потом не забывай об епитимии[35].
Хозяин схватил индульгенцию при упоминании епитимии.
– Благодарю вас, брат! Это именно то, что мне сейчас нужно!
– Вот и прекрасно. Теперь выдели нам комнату. Путь наш был неблизким, и мы устали.
Монахи поднялись и проследовали на ночлег.
Наконец зал постоялого двора опустел, постояльцы разошлись по комнатам, а местные селяне – по домам. Анриетта и Леон закрыли ворота, проверили прочность засовов, как и обычно, и удалились в маленькую комнату на первом этаже.
Комната Жиля находилась рядом, она скорее напоминала монастырскую келью, в ней размещалась лишь узкая деревянная кровать, сундук с одеждой и табурет – вот и вся незатейливая обстановка.
Родители юноши, утомлённые беготнёй и хлопотами, моментально заснули. Но Жилю не спалось, чувство тревоги не покидало его. Он ворочался с боку на бок: и так ему было жарко, и так неудобно… Словом, сон не шёл.
Но усталость, накопившаяся за день, в итоге взяла своё – Жиль заснул. Сквозь сон юноша почувствовал, как некто вошёл в комнату, и почти сразу же страшная боль пронзила голову, более он ничего не помнил, провалившись в пустоту.
– И этот готов. Жаль, что порошок закончился, – сказал некто простуженным, хриплым голосом.
– Говорил тебе: сыпь меньше. А ты что: будут крепче спать! Ладно, вяжи ему руки и ноги, и – в карету к нашей красавице. Вот госпожа останется довольна! – вторил второй налётчик.