Прекрасная посланница - стр. 33
Я пишу об этом так подробно только потому, чтобы объяснить, как Матвей попал на прием к Люберасу. И не просто на прием, а для дружеского разговора. Вот он, герой баталии, проливший кровь за Отечество, очевидец грозной неудачи фельдмаршала Миниха. Пусть он и расскажет подробно, как проходила битва и в чем он видит просчеты наших воинов.
Матвей был еще плох. В Торне ему сделали перевязку, подвесили руку на перекинутый через шею плат и подложили дощечку, чтоб не елозила поврежденная конечность и не причиняла лишнюю боль. Рука и не елозила, но зато каждое движение, каждый шаг или глубокий вздох отзывался в плече острой болью. Глухота по-прежнему мешала нормально жить, а уж бледен князь был, как вощеная бумага. «Чистый смертушка», – говорил Евграф.
Люберас ко всем этим увечьям отнесся благосклонно, поскольку они косвенно указывали на неспособность Миниха руководить армией. А когда Матвей принялся рассказывать об огромном количестве убитых, про то, как солдаты не хотели отступать и Ласси уже не приказывал, а умолял их оставить поле битвы, Люберас полюбил князя Козловского всем сердцем.
– Вы герой, поручик! И заслужили отпуск. Сейчас в канцелярии вам подпишут бумагу. Верхами вы ехать не в состоянии. О карете я распоряжусь.
– Благодарю вас, ваше превосходительство, – рассеянно пробормотал Матвей, еще не понимая, радоваться ему или печалиться из-за генеральской опеки… В конце концов, он солдат, а война еще не кончена.
– Вы поедете в Петербург. С вами я пошлю кой-какие письма. Отдадите их лично в руки.
«Сговорились они, что ли? Я теперь не человек, а почтовая сумка», – подумал Матвей с раздражением. На миг вспыхнула обида, что Данциг возьмут без него. Они там будут победу праздновать, а он письма по домам вельмож развозить.
Разговор этот происходил в то время, когда галеры с русским войском уже плыли по Висле в сторону осажденного города. На этот раз Люберас не посмел ослушаться приказания фельдмаршала Миниха. Но настроение у генерала было отличное.
Когда дверь за поручиком Козловским закрылась, он прошелся по комнате, азартно потер руки, а потом сложил из пальцев простонародную дулю и сунул ее в окно: «Вот ты меня посадишь под арест! Вот тебе полевой суд! Уж я отпишу в Петербург о твоих выходках».
Оставим генерала в его приятных размышлениях и вернемся к нашему герою. Предложенная Матвею карета была бита не только временем, но и войной. Видно, она, бедная, умудрилась попасть под обстрел. Поцарапанный и кое-как подлатанный кузов имел непрезентабельный вид, но колеса катились резво. Прогонные были подписаны по всем правилам, а это оберегало от пустых задержек в пути. Миновать бы только беспокойную Польшу, а там в каждом дворе будут ждать его свежие лошади и пусть скудная, но горячая еда.