Предшественник - стр. 13
Ощущение какой-то стронутости. Будто в душе что-то «стронулось», как тут говорят, имея ввиду лёд на реке, снег на крыше. «Март пропущен, вплываем в апрель».
Он не входит в дом и бредёт, не куда глаза глядят, а в другой, невидимый мир, но дорогу обрывает тюремная ограда. В комнату, – волнуясь, будто там оживший человек.
Его возвращает к реалиям работа: двести строк – в номер, двести – в загон. Доклад по телефону Вале, мол, с утра будет материал. Она хочет поговорить. Но не пробилась через его деловую интонацию, и в трубке не дружеское «пока», а отстранённое «до завтра».
Перед сном – немного чтения. Но не детектив «Убийство на тихой улице». Хватает «амбарную книгу».
Воспоминания
Н я н ь к и. Одно моё окно выходит в цветник. Далее – тротуар, которым тянут детей в детсад.
На прогулке спрашиваю:
– Там невкусно кушают ребята? – Неприятный запах от кухни, мимо которой мы идём.
– С чего ты взял, ты же не был там?
Я недолюбливаю эту тётку. У неё мнение: меня балуют и, наверное, она хотела бы отдать меня в садик… Вряд ли у неё такая идея, но я не понимаю: ей за меня платят. Не я инициатор конфликтов. Забыв обиду, опять:
– А на обед будут «снежки»?
Этот десерт готовит домработница Таисия, украинка. «Снежки» она произносит с ударением на первом слоге. Да и с виду – снежки. Бабушка и Таисия иногда вспоминают с юмором, как бабушка нанимала Таисию, которая на рынке торговала гуся, и бабушка хотела купить, но не знала, как сготовить. Таисию пришлось «взять на пару с гусем».
– На ботву бы тебя!
– А что такое ботва?
– Вроде травы.
Немного обдумав, говорю:
– Мы поедем на дачу, и там я сам сяду на траву.
– Домино экий, сад, да ешо – дача!
– Там река!
Наша загородная усадьба вдоль берега. У мостика вода отделена сеткой. Для меня, уже умею плавать. Прошлым летом и наняли эту няньку. Зима к концу, но она треплет мне нервы.
– Улица-то генеральская, – обозревает коттеджи.
– Мой дедушка – генеррал! – И что плохого в этом? Радуюсь, к тому же, букве «р». – Улица называется «Кррасных командиров», – для неё, для тёмной.
Мы – у дома. Ворота открыты, выкатывается автомобиль. В нём – отец. Не за рулём. Водитель молодой, «стиляга», так называет его папа. Парень этот лихо насвистывает мелодию, «рок енд ролл». Увидев нас, отец велит ему тормознуть: не может гордо проехать мимо меня. Приоткрыв дверцу, он пожимает мою ручонку, будто это большая рука его взрослого сына. У меня благоговение перед ним, моим папой!
– Отец твой как барин!
Обидное о моём папе!
– Он дирректор!
– Барин! – напирает она.
Топаю ногами. Сдёрнув колпак шапки-«буратинки» (такая у Буратино), бью ею няньку по грубой юбке, по валенкам в галошах! Во дворе с клумбами, выложенными по краям белым камнем, кричу: