«Предисловие к Достоевскому» и статьи разных лет - стр. 20
«– Слушайте, Алексей Фёдорович, нет ли тут во всём этом рассуждении нашем, то есть вашем… нет, уж лучше нашем… нет ли тут презрения к нему, к этому несчастному… в том, что мы так его душу теперь разбираем, свысока точно, а?»
Если бы этот разговор услышал князь Валковский, он от души расхохотался бы и назвал молодых людей Шиллерами, то есть наивными, глупыми романтиками. В его представлении всякая попытка понять чужую душу – глупость.
Для праведников Достоевского главное – стараться понять чужую душу и не ранить её, стремиться избавить человека от лишних страданий.
В «Униженных и оскорблённых» любовь Ивана Петровича к Наташе – это прежде всего желание понять её душу: «…каждый день я угадывал в ней что-нибудь новое… и что за наслаждение было это отгадывание!»
Но недолгим было счастье Ивана Петровича. Наташа думала, что полюбила Ивана Петровича. Однако Николай Сергеич не дал своего согласия на свадьбу: «Видишь, Ваня: оба вы ещё молоды… Подождём. Ты, положим, талант, даже замечательный талант… ну, не гений, как о тебе там сперва прокричали, а так, просто талант… Да! так видишь: ведь это ещё не деньги в ломбарде, талант-то; а вы оба бедные. Подождём годика эдак полтора или хоть год; пойдёшь хорошо, утвердишься крепко на своей дороге – твоя Наташа; не удастся тебе – сам рассуди!.. Ты человек честный; подумай!..»
Кто может осудить старика: он желал дочери счастья, как он понимал это счастье; «ты человек честный» – это старик признавал, но быть честным человеком – мало в том обществе, где он жил, и ему казалось: прежде всего надо думать о том, чтобы дочь была обеспечена деньгами. Мог ли он предвидеть, предчувствовать, что ждёт его дочь! И мог ли он рассуждать иначе!
А всё-таки обидно читать: если бы старик не отложил свадьбу, Наташа, с её честной душой, и не посмотрела бы ни на кого другого, кроме своего избранника, и были бы они счастливы. Но нет, честные люди в мире князя Валковского не могли быть счастливы. Новая литературная карьера не складывалась (князь Валковский тут вовсе ни при чём, не работалось Ивану Петровичу, не удавалось, – и тут старик Ихменев прав, – никто не может дать гарантию, что после первой книги такой же удачной будет и вторая). Через год бедная старушка Ихменева с грустью смотрела на Ивана Петровича и думала: «Ведь вот эдакой-то чуть не стал женихом Наташи, господи помилуй и сохрани!» Самое же горькое – и мать не понимала, что происходит с дочерью: знай она, то и теперь, может быть, лучше отдала бы Наташу за бедного, больного, плохо одетого, но честного и верного друга.