«Предисловие к Достоевскому» и статьи разных лет - стр. 11

Найдет ли рассказчик отгадку всей этой таинственной истории?

Но долго ещё нам придётся ждать ответа на все возникшие вопросы: рассказчик как будто забудет об умершем старике Смите; целых восемь глав он будет повествовать совсем о других событиях, других людях; мы успеем заинтересоваться, даже увлечься их заботами, их жизнью, когда, наконец, начнёт проясняться тайна старика, станут понятнее его слова о Шестой линии.

Странное, фантастическое, таинственное, бурная смена необыкновенных происшествий – всё, что было в первой главе, сменяется в следующих главах неторопливым и грустным повествованием о жизни самого рассказчика.

Но утомительно называть его этим безликим словом рассказчик. Скоро мы узнаем, что близкие зовут его Ваней, а чужие – Иваном Петровичем; будем и мы называть его так же.

Уже из первой главы мы узнали, что Иван Петрович – писатель. Комната Смита привлекла Ивана Петровича тем, что она хотя и низкая, но большая: «Я же, когда обдумывал свои будущие повести, всегда любил ходить взад и вперёд по комнате», – вспоминает Иван Петрович.

Трудно сказать, понимал ли Достоевский, когда писал «Униженных и оскорблённых», что все его привычки станут драгоценны для читателей, что читатели узнают эти привычки, описанные в его первом романе. Вероятнее всего, Достоевский не мог тогда этого предвидеть. Просто он придал Ивану Петровичу некоторые свои черты (скоро мы увидим, что он сделал Ивана Петровича и автором своего первого романа «Бедные люди»). Вот и ещё одно признание Ивана Петровича, за которым явственно виден сам Достоевский: «Кстати, мне всегда приятнее было обдумывать мои сочинения и мечтать, как они у меня напишутся, чем в самом деле писать их…» Из писем Достоевского, из воспоминаний о нём мы знаем, что это свойство не придумано автором, оно было у него самого. Писал он тем не менее страшно много – ночами, в самых невообразимых условиях. В эпилоге «Униженных и оскорблённых» мы узнаём, что Иван Петрович написал за два дня и две ночи «три печатных листа с половиною», – а это восемьдесят четыре страницы на машинке.

Так, может быть, Иван Петрович – это и есть сам Достоевский? Может быть, он просто описал себя и то, что произошло с ним? Мы ещё не раз увидим, что в Иване Петровиче – много от Достоевского, но, к счастью, жизнь Достоевского сложилась иначе. Иван Петрович вспоминает во второй главе: «В то время, именно год назад, я ещё сотрудничал по журналам, писал статейки и твёрдо верил, что мне удастся написать какую-нибудь большую, хорошую вещь».