Предателей не прощают - стр. 26
Квартира оказалась стандартной студией – гостиная, спальня и кухня в одном флаконе, душевая совмещена с туалетом. И в этой маленькой, но обжитой с любовью и рациональностью квартирке всё было вверх дном. Обыск вели грубо, цинично, нагло, видимо, зная свою безнаказанность. На полу валялись книги, папки с платёжными документами, документы и письма россыпью, разорванные коробки и коробочки, вспоротые женские сумки, переломанные зонтики… Холодильник, стиральная машина, пылесос и телевизор были раскурочены, одежда валялась с вывернутыми карманами и вспоротыми швами… Но следов борьбы в квартире не было. Ни пятен крови, ни битой посуды, ни перевёрнутой мебели… В душевой чистота.
– Вот, – почти прошептал Сёма, – вот что и требовалось доказать.
Он поднял с пола старые джинсы Шеликова, искромсанные острым ножом, потом нашёл остатки его дорожной сумки, его дорогие коричневые ботинки ручной работы с оторванными каблуками и вырванными стельками.
– Пошли, – сказал Сёма, – нам здесь больше делать нечего.
Но у двери остановился, заметив приклеенную скотчем к стене рядом с вешалкой маленькую записку, стал внимательно читать. Номера телефонов с русскими женскими фамилиями, какие-то крестики-нолики и имя – Костас, ни фамилии, ни адреса, ни номера телефона, просто имя. Главное же, что имя это написано было Шеликовым, Генкин был почерк. Вполне вероятно, на записку не обратили внимания или просто не заметили, если это были непрофессионалы.
– Профессионалы, – сказал Жук, будто читая мысли шефа, – искали тщательно, но записку второпях не заметили. Видишь, она рукавом плаща прикрыта.
Сёма сунул записку в карман, буркнул, переступая порог квартиры:
– Разберёмся.
Лицо страховавшего на улице Клыка выражало с трудом скрываемую озадаченность, глаза блестели как у наркомана. Сёма спросил:
– Что у тебя? Никак, девушку снял?
– Угадал. Да ещё какую. Когда вы вошли в дом, подкатил тот самый вишнёвый «форд». Из машины вышла красавица в голубом платье и прямиком ко мне с вопросом: «Не желаете ли, мистер, достойно отдохнуть?» Я ответил, что желаю, но освобожусь к двум ночи.
Сёма указал на скамейку, что примостилась в густых зарослях кустарника у детской площадки. Фонари здесь не горели, было темно, но вся территория вокруг хорошо просматривалась. Когда все уселись, Сёма и Клык закурили, Жук сунул в рот пластинку жевательной резинки.
– Дальше? – спросил Сёма.
– Она предложила встретиться в прибрежном кафе «Ама Бич», что рядом с погребальным «городом мёртвых» Аматус. Вы знаете, где это?
– Хорошее место, – хмыкнул Жук, – тихое, безлюдное, мешок на голову – и в один из склепов «города мёртвых».