Предатель. Вторая семья. - стр. 27
— Дрянь! — кидается на меня Лариса, едва за спинами закрывается дверь. — Это все из-за тебя! Ноги раздвинула, мозг потеряла?!
Наносит удары словами один за другим. Но ее обвинения не больнее пощечины. Не ядовитей той ненависти, которую я испытываю сейчас к самой себе.
— Или это ты все придумала, хитрая стерва? Волчица в овечьей шкуре! Зачем ты это сделала?! — орет она, цепляясь острыми сильными пальцами за воротник моего платья.
Надо бы оттолкнуть ее. Надо заорать, что все не так. Что я не помогала своему мужу вонзать нож в спину собственного отца. Но и слова сейчас ей говорить не хочу.
— Лариса Михайловна, — нервничает охрана, видя, что пахнет мордобоем, но разнимать пока не решается.
Боже, они ведь сейчас даже не знают, на чью сторону встать.
— Ничего не хочешь сказать, дрянь?! — плюется Лариса.
Нет. Не хочу. Мне вообще плевать на нее. Потому что это не истерика влюблённая женщины, боящаяся потерять самого дорогого мужчину на свете. Хотя слово дорогое как раз таки подходит. Ибо — это истерика женщины, которая не представляет, как ей дальше жить без мужчины, который полностью во всём её содержал, исполняя каждую её прихоть.
Если бы она хоть немного любила отца, наверное, наши отношения сложились бы, иначе я бы. Может быть, я смогла бы закрыть глаза на то лицемерие и хамство, и даже на ее удивительную способность вести себя исключительно положительно, когда нас окружают люди, так и как настоящая стерва, когда мы остаемся наедине.
Но сейчас ей, видимо, наплевать, что в коридоре толпятся охранники, она толкает меня прямо в грудь и продолжает обвинять во всех грехах.
— Если он умрет, это будет на твоей совести! — шипит она, беспокоясь о своем “кошельке”, а я же…. Я умираю от этой мысли.
Потому что, черт возьми, эта ненавистная женщина права.
Если с папой что-то случиться…. В этом буду виновата я!
Дверь спальни отца открывается, я замираю, когда оттуда выходит Дэн. Непривычно бледный. Даже серый. А следом за ним и врач, у которого в глазах вердикт.
16. Глава 16. Бездна.
Я тону. Тону в ненависти к себе, к тому, кого любила.
События последних двух дней убили во мне, все чувства. Уже нет слез, нет сил плакать. Кажется, осталась одна оболочка, с выжженной душой.
Сегодня похороны отца. Лариса стоит у гроба, вытирает непрекращающиеся слезы иногда переходящие в рыдания. Все выражают соболезнования ей, считая если она истерит, значит сильнее любит, значит ее горе сильнее моего и в утешении она нуждается больше чем я.
Я же, как болванчик, киваю головой,отвечая так на соболезнования, потому что сил отвечать у меня тоже нет.