Предатель. Сломанные лозы - стр. 90
Теперь пришла очередь Альберта недоверчиво покачать головой. Он хорошо знал южные диаспоры: с левантидийцем, да ещё из столицы, никто там разговаривать не будет, да и на Альберта, которому выпадет роль переводчика, посмотрят косо.
Между аппийцами и "северными людьми" давно существовала стена недоверия, которую надо было разбирать осторожно и бережно, по кирпичику.
Но было ли у них сейчас время ещё и на это?
Поняв, что его вариант для Альберта неприемлем, Дробински пожал плечами. Повисла пауза.
Минут пять, думая каждый о своём, они молча смотрели, как стая воробьёв купалась в луже. Не обращая внимания на прохожих, они самозабвенно скакали в воде, то подныривая под брызги, то шумно отряхиваясь – мокрые, нахальные, довольные собой, раскормленные сердобольными стариками птахи городских джунглей. Накупавшись, они резво прыгали совсем близко у ног, дерзко кося глазом на непоповоротливых великанов, каковыми им, должно быть, казались люди. Воробьи ничуть не сомневались, что вот-вот получат свою ежедневную дань – крошки хлеба или горсть семечек.
Наглость это не второе, а самое что ни на есть первое счастье. Но даже амбициозному Лео Дробински этой малости, этой воробьиной наглости размером с птичий клювик как раз и не хватало.
На прощанье они пожали друг другу руки , и Альберт вернулся в офис. Там Лина, опять повеселевшая, остроумная, яркая – прежняя Лина, которая была солнцем, озарявшим его будни, – выслушала странный и сбивчивый рассказ о воробьях, выслушала вполуха, как подумалось Альберту, и, рассмеявшись, выдала:
– Милый, ну какой же ты воробей? Ты – горный лев, и не соглашайся на меньшее!
Это её “милый” вообще ничего не значило. Милым она называла старика Гранта, милым – белую его псину, которая только рычала, линяла и тявкала. Когда Лина бывала в хорошем настроении, ей хотелось обнять весь мир. Она, возможно, даже не поняла сейчас, как много значили для Альберта её слова – а ведь она, ни много ни мало, вернула ему силу.
В этот момент Альберту открылась простая истина.
Есть такие женщины, к которым приходишь, когда у тебя заканчивается завод. Ты кладёшь ей голову на колени – и пока, стиснув зубы, мысленно разносишь весь этот безумный мир по кирпичикам, она лёгкими касаниями, нужным словом, самим присутствием своим по кирпичикам закрывает в тебе пробоины. И ничего не просит взамен – ей хорошо оттого, что в твоём мире всё становится на свои места.
Женщине, которая ничего не просит, хочется дать всё. Потому что эта невероятная женственность возвращает тебе – тебя.
Лина была из таких женщин. Альберт расшибся бы в лепёшку, лишь бы ей было хорошо. Но сейчас он только состроил свирепую рожу и зарычал – как горному льву и полагается. Лина задорно расхохоталась.