Преданность. Год Обезьяны - стр. 16
Евгения на миг перестала читать, а потом приписала рядом несколько слов: “Она мне родная”. Отложив карандаш, осознала, что искренне раскаивается в том, что не помогла Ирине как-то сгладить мучительность расставания. Возможно, подарок от незнакомца каким-то образом обезоружил Евгению: его щедрость, на которую она не напрашивалась, заставила ее осознать чрезмерную холодность своего юного сердца. Оглянувшись на окно, она заметила, что дождь перешел в слабый снег. Закрыв дневник, надела пальто, закинула коньки на плечо, пошла через лес к пруду. Каталась до заката. Потом присела на плоский валун, неспешно расшнуровала ботинки и проверила лезвия. Возвращаться домой затемно она не боялась: по этой тропе она прошла уже тысячу раз и знала каждый камешек под ногами.
Взошла луна, осветив пруд. Это было скорее миниатюрное озеро, чем пруд, на удивление глубокое – ее тайная отдушина от гнетущей атмосферы в маленьком коттедже на отшибе, который всегда казался Ирине темницей. Так было, пока Ирина не познакомилась с Франком, красавцем под стать ее красоте, с человеком, который наконец-то сделал ее счастливой, с тем, кто забрал ее отсюда.
В день отъезда Ирина была ненакрашенная и плакала. Евгении пришло в голову, что она выглядит совсем молодо, а еще – как же она похожа на актрису, которая разыгрывает много раз отрепетированную сцену.
– Я должна уехать. Меня ждет Франк. Он дал мне для тебя денег – лежат вон там, на комоде. Тебе скоро будет шестнадцать. У тебя все наладится, совсем как у меня.
Евгения стояла молча. Ей хотелось потянуться к Ирине, поблагодарить за все, чем та пожертвовала, но подобрать подходящие слова никак не получалось. В голове – только вихрь вопросов, которые навеки останутся без ответа.
– Не надо меня ненавидеть, я сделала все, что могла. Мне уже тридцать два; это мой шанс пожить и для себя немножко.
Потянувшись к дверной ручке, она остановилась, глянула на Евгению с отчаянием.
– Я родилась красивой, – выпалила Ирина, – так почему жизнь у меня должна быть уродская?
И ушла: была – и нет. Совсем как отец и мать, совсем как Мартин, совсем как белье на веревке.
Появились звезды – казалось, их вытрясли из сети. Евгения сидела под звездами, продолжала размышлять. У каждой звезды своя роль, у каждой – свое место. Все, что во мне есть, думала Евгения, дано мне природой.
Тогда ему было под сорок; одиночка по натуре, он отличался необычайным самообладанием, выносливостью и мужской силой, но в то же время – беспрецедентной восприимчивостью, успел попробовать себя во всем спектре наук, рисков, искусств и излишеств. Торговал антиквариатом, редкими рукописями и оружием и мог запросто – на ощупь, по тому, как она впитывает или отражает свет – определить, когда и где была изготовлена какая-нибудь непонятная вещица из слоновой кости. Все ценное поставлял в музеи, все изысканное оставлял себе. Ездил по разным странам, но отнюдь не от безделья. В его сундуках хранилось богатейшее собрание вещей, выручка от продажи которых сильно приумножила бы его капиталы. Он преуспел в жизни, но восторг приобретательства давно выдохся; он ловил себя на том, что, вопреки своему обыкновению, не может усидеть на месте и раздражается по пустякам.