Пражский фугас - стр. 16

– Я вас прекрасно понимаю, Кевин. Чертовски приятно находиться в Мюнхене, в сопровождении очаровательной помощницы. Но давайте вернемся к нашей теме. Падение Новотного – результат не только борьбы внутри чехословацкого руководства, но и экономический кризис шестьдесят второго – шестьдесят третьего годов. Кризис – это, конечно, плохо. Однако в нашем случае он имеет позитивные стороны.

– Какие именно?

Биккель с немецкой педантичностью и спокойствием ответил:

– Борьба внутри руководства партии и страны, кризис породили стремление общества к экономическим реформам, недовольство медленным процессом реабилитации репрессированных, открытое инакомыслие студентов. Они, как всегда и везде, являются основной протестной силой. Начались выступления интеллигенции за свободу слова и другие права личности. Побег в США генерала Яна Чейны породил много слухов о неудавшейся попытке военного переворота в пользу Новотного. Все это способствовало укреплению Дубчека. Тот воспользовался ситуацией и провел ряд мероприятий, выдвинул концепцию социализма с человеческим лицом, которая была внесена в апреле месяце в «Великую хартию вольностей» нового руководства, разрешил создание политических клубов, отменил цензуру, во внешней политике выступил за проведение более-менее независимого курса, в общем все равно соответствовавшего интересам Варшавского договора и политике СССР.

Тернер поднял палец и заявил:

– Вот! Это главное. Борьба, реформы, мероприятия. Однако в общем все по-прежнему. Тут и Варшавский договор, и зависимость от России.

– Я бы не был столь категоричен, мистер Тернер. Ситуация в январе-апреле шестьдесят восьмого года создала для Москвы проблемы.

– Каковы же они, по-вашему мнению?

– Все, что происходило, с точки зрения советского руководства, привело к опасной ситуации в одной из самых развитых стран Восточной Европы. Возникла вероятность выхода Чехословакии из Варшавского договора, а это подрыв всей системы коллективной безопасности. В памяти у всех еще свежи события в Венгрии, прошло-то всего двенадцать лет. Поэтому не удивительно, что у руководства ГДР, Польши, Болгарии, да и Венгрии проявилась враждебность к Дубчеку и его сторонникам. Мы уверены, что если бы события в ЧССР развивались по венгерскому сценарию пятьдесят шестого года, то Советский Союз и его сателлиты моментально отреагировали бы на это, применили бы военную силу. Такое развитие событий привело бы к тому, чего добиваемся мы. Имело бы место очередное кровавое подавление выступления народных масс. Тут надо учитывать особую позицию Румынии, Югославии, Албании. Нельзя исключать возобновления прежних волнений в Венгрии и Польше. В этом случае перед Москвой встала бы реальная перспектива распада Варшавского блока. А это стратегическое поражение. Но выступления в Чехословакии, к сожалению, носят мирный характер. При этом Дубчек не угрожает безопасности СССР и его союзников, не требует ревизии внешней политики в целом. Однако, по нашим данным, и это поведение руководства Чехословакии потенциально опасно и для Москвы, и для стран-участниц Варшавского договора. В Кремле пытаются определиться, решить, что же делать. Следует ли жестко подавить перемены, происходящие в ЧССР, или достаточно будет только как-то ограничить их? Какими методами действовать, политическими, экономическими или сразу военными? Политбюро ЦК КПСС негативно относится к событиям в Чехословакии, но действия Дубчека и мировой общественности не позволят ему принять окончательное решение. Некоторые члены советского руководства выступают за немедленное силовое решение, военное, другие считают его преждевременным, предлагают политическое давление. Брежнев общался с Дубчеком, с другими руководителями восточноевропейских стран. В марте состоялись многосторонние переговоры в Дрездене, в мае в Москве – двусторонние, уже только между Политбюро ЦК КПСС и Президиумом ЦК КПЧ. Если ситуация будет развиваться в таком же русле и далее, то вполне вероятно, что Москве при поддержке Берлина, Варшавы, Будапешта удастся снять проблему. Советскому Союзу есть чем давить на Чехословакию. Дубчек склонен к компромиссу, когда чувствует опасность. Это станет победой Москвы, чего мы допустить никак не можем.