Право на одиночество. Часть 1 - стр. 8

– 

Вот ты какая… – говорил я.

– 

Какая? – шептала мне на ухо Ольга. Я пытался подобрать слова. Не находил и бормотал что-то вроде:

– 

Неумолимая…

– 

Почему? – удивлялась она.

– 

Не знаю, – чистосердено признавался я и лез целоваться.

– 

Черт-те что! – ее смех заливал мои уши.

Начисто счастлив? Бывает? – Да!

Вероятно, это состояние не может продолжаться долго. И не бывает обоюдным. И можно найти тысячи причин почему. Каждый движется по жизни с собственной скоростью. Но речь сейчас не об этом. Тогда существовало чувство, ради которого стоило жить, как бы напыщенно это не прозвучало. Чувство. Почему бы и нет? Потом оно уходило и возвращалось, но связанное уже с другими женщинами и без того катастрофического ощущения первого раза. Но пока мы были еще вместе, и будущее существовало в самой радужной оболочке. Было время понадежнее сжиться друг с другом, чтобы потом больнее потерять. Время еще было…

Мы искали любые укромные уголки. Мы суетливо наслаждались друг другом. Приятели забавлялись этим моим сумасшествием, но давали ключи от своих квартир, если родителей вдруг не оказывалось дома. И ведь мне, как ни странно, сейчас даже не вспомнить где, когда, как… Я просто ничего не видел вокруг. Так продолжалось около года… Потом она вышла замуж.

– Любовь приходит и уходит, – было сказано в ответ на мою совершенно идиотскую истерику.

Что ж, теперь я с ней совершенно согласен. Но тогда! Может быть, тогда я и начал сочинять мои рифмованные излияния. «Вир-ши» – что-то от исковерканного соверши. А совершать уже нечего. Видимо, выпустить пар по-другому и невозможно. «Последний клапан», – так сказать. Как иначе не делать трагическое лицо и не бросаться и сторону, увидев ее, идущую по коридору? Слава Богу – не бегущую по волнам. Такая вот была история. Где мораль? Морали нет, но я ведь и не герцогского роду.

Потом она родила ребенка. И пропала на год в академическом отпуске. И когда я увидел ее снова, ноги уже не дрожали. Банально? Пусть. Мы банальны уже потому, что родились от женщины. И ничего с этим не поделаешь. Более того – от нее же мы родим и своих детей. Из того самого чрева, которое сотни раз выплевывало меня из своей пасти, пока мне не выпало стать собой теперешним.

Правда и в том, что, хотя все в жизни и повторяется, ни к чему два раза наступать на одни и те же грабли. И с тех пор отношение к женской привязанности – к собственной привязанности к особам женского пола – у меня несколько изменилось. Я стал глядеть на них заведомо подозрительно. Пробавлялся мимолетными развлечениями. Если изредка и возникала с кем-то взаимная симпатия, то стоило даме заикнуться о превратностях одинокого холостяцкого быта и уютном семейном гнездышке, я тут же терялся. В смысле отчаливал, рубил швартовы, исчезал в тумане – насовсем, если и вспоминая иногда нежные глазки или стройные ножки, то ни за что не позволяя себе к ним возвращаться.