Правила магии - стр. 14
– Вот вы и дома, – сказала Изабель.
Обустроившись в тетином доме на улице Магнолий, они уже искренне не понимали, почему не проводили здесь каждое лето. Тетя Изабель оказалась на удивление сговорчивой. Ее совершенно не волновало, что они делают и как проводят день. Никакого режима, никакого здорового питания, никакого отбоя в строго определенное время. Конфеты на завтрак. Сладкая газировка весь день. Можно ложиться с рассветом, а потом спать до полудня. Их никто не заставлял поддерживать в своих комнатах порядок и убирать за собой.
– Делайте что хотите, – говорила им тетя. – Главное, никому не вредите.
Если Винсент хотел выкурить сигарету, ему не нужно было прятаться за сараем, хотя Изабель не одобряла курение. Оно подпадало под категорию вреда, пусть даже Винсент вредил только себе.
– Это плохо для легких, – ворчала Изабель. – Хотя, как я понимаю, тебе нравится искушать судьбу. Не волнуйся, все образуется.
Казалось, тетя знает о Винсенте то, чего не знали даже его сестры. Он никогда никому не рассказывал, что часто испытывает приступы безотчетной тревоги, когда проходит мимо зеркал. Кто он на самом деле? Пропавший без вести человек? Тело без души? Он что-то утаивал от себя самого, и, возможно, ему пригодился бы добрый совет. Он затушил сигарету в горшке с геранью, по-прежнему не убежденный, что ему надо заботиться о собственном здоровье или переживать из-за своих привычек.
– Мы все так или иначе убиваем себя, – сказал он.
– Но не стоит торопить события. – Изабель вытащила из горшка окурок, чтобы никотин не отравил растение. – Ты хороший мальчик, Винсент, что бы ни говорили другие люди.
Единственный свет, горевший в городе после полуночи, горел на заднем крыльце дома Оуэнсов. Его зажигали здесь сотни лет. Сперва это был огонек масляной лампы, потом – газовой, теперь – электрической. Мотыльки порхали среди плюща. В этот час приходили поздние гостьи: женщины в поисках снадобий от крапивницы, лихорадки или разбитого сердца. Может быть, местные и недолюбливали семью Оуэнсов и переходили на другую сторону улицы, встречая Изабель, когда та шла на рынок, прячась от солнца под черным зонтом, но едва возникала нужда, они пробирались сквозь заросли колючих кустов и звонили в колокольчик на заднем крыльце ее дома, зная, что их здесь примут, если на крыльце горит свет. Посетительниц приглашали на кухню, где те садились за старый сосновый стол. Гостьи рассказывали о своих бедах, иногда даже слишком подробно.
– Давайте короче и по существу, – всегда говорила им Изабель, и под ее колючим, суровым взглядом они и вправду старались быстрее изложить свою просьбу. Цена за исцеление разнилась от полдюжины яиц до колечка с бриллиантом в зависимости от обстоятельств. За символическую плату можно было получить настойку из хрена и жгучего перца от кашля, семена укропа, чтобы избавиться от икоты, чай от лихоманки, чтобы прибить простуду в зародыше, или чай от печали – унять тревоги потерявшей сон матери блудного сына. Но были запросы на снадобья, которые стоили намного дороже. За них надо было отдать самое ценное из того, что имела просительница. Отбить возлюбленного у соперницы, соткать паутину, что сокроет греховное деяние, наставить преступника на путь истинный, достучаться до человека на грани отчаяния и вернуть его к жизни – такие снадобья были недешевы. Френни нашла в кладовой несколько весьма зловещих ингредиентов: окровавленное голубиное сердце, полдюжины дохлых лягушек, стеклянный флакон с человеческими зубами, пряди волос, которые надо сжигать или варить в кипятке в зависимости от того, хочешь ты приворожить человека или же, наоборот, отвратить от себя.