Правила боя. Исток - стр. 23
Я осмелела и прошла через зал, села рядом на скамью, предательское желание нырнуть ему за спину пришлось задавить в зародыше.
– Боевая коса, – съязвила я.
– Ты его придушила? – Колдун улыбнулся.
– Никогда!
В дворовую дверь заколотили.
– Иди проверь, – кивнул Рон одному из ратных.
– Она меня с ног сбила чародейством, колдунья! – ткнул в меня пальцем ратник, стерегший кухонную дверь.
– Взять под стражу, руки связать! – приказал Рон. Я почувствовала, как горят ладони. Майорин тронул меня за плечо.
– Держи исток, – шепнул он одними губами. И уже громко сказал: – Не трогайте девку, я сдамся.
– Хорошо, – не слишком доверчиво согласился Рон. Колдун встал и покорно протянул ратному руки, я узнала веревку. Такими вязали мальчишек, заставляя их почувствовать себя лишенными силы. Сплетенная из конопли с серебряными заговоренными цепочками, она резала запястья. Но самое важное здесь нельзя разглядеть невооруженным взглядом: асбестовое волокно глушило силу, поглощая ее.
– Майорин?
– Возьми лошадь и отправляйся в Инессу, Айрин, – спокойно сказал колдун.
Его увели, а я, к своему стыду, сидела как прибитая к скамье и тупо таращилась в одну точку. Меня Рон не тронул, только презрительно фыркнул, когда проходил мимо, и добавил напоследок:
– Вас, колдунов, на цепи держать надо, пользы от вас никакой, только вред.
Очнулась я от голоса трактирщика:
– Плати давай.
– За что?
Он кивнул на пустую кружку на столе. Я торопливо зашарила в карманах, выложила несколько медных монет.
– Хватит?
– Хватит. Ты это… ночуй, ежели хочешь. Колдун твой за постой заплатил.
– Да. Хорошо.
– Ну, я тогда велю постель там расправить.
– Спасибо. – Трактирщик развернулся, прихватив кружку. – Милсдарь…
– Щелкун, – с готовностью ответил он, будто ждал, что я его окликну.
– Милсдарь Щелкун, вы знаете, за что его наместник?
– Долгая история… А там посетители подошли…
Серебряная корона, глухо звякнув, легла на стол. Некоторое время трактирщик ее изучал, не прикасаясь.
– Ладно, только пива себе принесу. Будешь?
Я кивнула.
Он поставил две кружки с пенными шапками, высоко вздымавшимися вверх. Сел на противостоящую скамью.
– Дело было месяца четыре назад, как раз посреди зимы, когда санный путь переполнен народом. Тут и мех везут, шелк, золото… Купцов видимо-невидимо, все таверны битком забиты, сани прямо посреди улицы останавливают. Ну и разбойные люди тоже не спят, куда без них. Такие обозы всегда себе колдуна в помощь нанимают, в одном из них твой и был. Что тут скажешь, жуткий он – сама знаешь, глазом зыркнет: все на шаг назад отходят, зато и лихих людей можно не бояться с таким защитником. Места ему в таверне не было, тут и купцов некуда селить, не то что свиту. Остался он с охраной добро стеречь. А зима трескучая стояла, морозная. Сам не видел, но люди сказывают, брат нашего наместника, глава ратных, досмотр им устроил. Мол, что везете, куда везете? Семья их не бедная, отец наместником был. Хороший мужик, но не без слабости: здорово руку в казну запускать любил. Вот и сынки в него удались. Крон вроде как намекал: мол, вы мне виру скиньте, а я от вас отстану, не буду глаза мозолить. Да только кто колдуну указ, наемники, быть может, скинулись бы, заплатили, среди них разные есть. Кто с каторги бежал, кто отработал, кто не попался, да она, родимая, по нему волчьими слезами плачет. А колдун послал его к купцу, по пути предложив заглянуть в несколько мест. Ох, как Крон лютовал! К купцу он не пошел, но зуб на белоглазого навострил. Купец, видно, сильно утомился да перемерз, шутка ли – с самого северного Хордрима шли, три дня отдыху назначил. А виру Крон в первую ночь просил. Наутро они трапезничать пришли. Наемники давай наперебой купцу рассказывать, как колдун Крона отвадил, а колдун только сидит, глаза щурит. Я смотрю, а он в кольчуге и при мече, хотя до этого у него только нож видели. Может, сказал кто, может, чутье чародейское что подсказало, да только пива колдун не пил, цедил квас и грелся. К тарелке и не притронулся тогда. А у купца дочка с собой была. Хороша девка, ничего не скажешь. Волос черный, глаза как два янтаря, эдакая ласточка маленькая, юркая. Семнадцатый год пошел, говорили.