Правда Za нами! - стр. 30

– В душе…

С каким трудом выговариваются слова, если давно отвык от человеческой речи. Юноша не расслышал его слов и приблизил ухо к самым губам старика.

– В душе, – повторил несчастный отчетливее и сжал сухими холодными пальцами руку путника. – Знаю, вижу… Господь сжалился и послал мне тебя, славный мальчик… Только ты один… Никто другой… не подошел бы к прокаженному. Значит, близится мое спасение, значит, смерть уж рядом. Дитя мое, если уж ты

хотел лечить мои зловонные язвы, может, примешь исповедь мою? Молиться за меня не надо, недостоин я… Возьму свои грехи с собой к Отцу Небесному, пусть покарает меня справедливой карой. Ты же просто побудь со мной… Долго я тебя не задержу.

С печальным вниманием слушал юноша скорбную повесть о безрассудной любви. Возвращалась к старику Боль, и корчилось тело в жестоких судорогах, но жизнь все не оставляла его. Отступала Боль, и старик, с трудом дыша, продолжал рассказ.

Спала дневная жара, душистой прохладой дохнул ветер. Слабел несчастный с каждой минутой, но говорил и говорил, едва шевеля губами. Речь его была невнятной, но юноша понял каждое слово, ибо внимал ему душой.

– …Не в силах был я терпеть эту муку. Просил у Господа другой кары, бродил по диким лесам, но не ели меня голодные звери, обегали стороной. Ночевал я в оврагах, рядом со змеиными гнездами – не трогали меня змеи. Падал я лицом в колючий кустарник, мечтая ослепнуть, как тот юный музыкант, жертва моего гнева… Взгляни на лицо мое… Видишь шрамы? Я изрезался о колючие ветви, но глаза уцелели. Наконец набрел я на убежище прокаженных. Год прожил я с ними, спал на их гнойном тряпье, ел из их посуды, омывал их язвы – все надеялся, что поделятся они со мной своим страшным недугом. Но нет! И этого я был недостоин. Прогнали меня прокаженные, узнав, что принимают помощь от убийцы любимой дочери своей и ее возлюбленного, кого бы мне сыном считать… Двоих детей убил я… и третьего, неродившегося… Прогнали… Погнушались моей помощи. Тогда закрыл я лицо свое ветошью, взял в руки трещотку и пошел по свету, как Каин…

Всю долгую ночь согревал юноша коченеющие руки старика, растирал ноги его, скрюченные нестерпимой судорогой. И читал, читал, читал над ним светлые молитвы.

С первым солнечным лучом просияло лицо старца неземной улыбкой, и отошел он в далекий мир, где обрел покой. А юноша со слезами скорби и благоговением спел псалмы над его телом, похоронил его под валуном и пошел дальше, ведомый своим великим призванием.

Рука еще хранила щекочущий след от прикосновения мягких пальцев врача. Николай почему-то берег это ощущение, поворачивая его в памяти то так, то этак. Прохладные, слегка влажные, приятные такие пальцы. Бывают влажные, да липкие – это противно. Но ведь это врач, он руки свои сто раз на дню моет. Вот потому и приятные – чистые.