Правда сталинских репрессий - стр. 50
И надо прямо сказать, что их авторы находятся в зависимости – конечно, бессознательной – от той идеологии, которая была внедрена в массовое сознание много лет назад, – идеологии, внушавшей, что все совершавшееся в стране – плод личных, собственных, в конце концов своевольных «решений» Ленина и Сталина.
И для начала обратимся к ряду конкретных «решений» Сталина, дабы убедиться, что они были продиктованы ходом самой истории, а не его личными «замыслами».
Вот хотя бы первое по времени (конец 1924–1925 гг.) кардинальное сталинское решение о строительстве социализма «в одной стране», которое ранее восхвалялось, а теперь чаще всего проклинается как установка на «национал-большевизм» (о котором мы еще будем говорить). Между тем давно доказано, что Н.И. Бухарин выдвинул эту проблему ранее Сталина и, главное, обосновал ее реализацию в двух обстоятельных статьях (которые тогда имели значительно большее влияние, чем сталинские статьи): «Путь к социализму и рабоче-крестьянский союз» (1925) и «О характере нашей революции и о возможности победоносного социалистического строительства в СССР» (1926).
Но суть дела даже не в этом. Совершившийся в 1925–1926 году отказ от незыблемой ранее установки на мировую (или хотя бы западноевропейскую) революцию, без которой, мол, ни о каком социализме в России не может быть и речи, являлся не волевым, а вынужденным актом. Это убедительно показано, между прочим, в книге, принадлежащей современному историку самого молодого поколения, С.В. Цакунову, – «В лабиринте доктрины. Из опыта разработки экономического курса страны в 1920-е годы» (М., 1994). То, что перед нами именно молодой историк, весьма важно: С.В. Цакунов не испытал давления различных идеологических тенденций, характерных для предшествующих десятилетий, и смог подойти к изучению предмета более или менее беспристрастно.
Он доказывает, что в основных политических решениях 1920-х годов выражался «тот путь, по которому стихийно (курсив здесь и далее мой. – В.К.) развивалась практика руководства экономической жизнью… Как потом показал опыт, это был единственно возможный вариант практического руководства экономической жизнью… В дальнейшем Сталин и его окружение… использовали этот метод, не называя его непосредственно. Суть его состояла в том, что делались лишь те уступки, без которых дальше режим удержаться у власти уже бы не смог…» (с. 107–108).
В своих «решениях» и Ленин, и Бухарин (который с конца 1925-го до середины 1928 года играл в определении партийной линии безусловно первую роль), и, далее, Сталин так или иначе реагировали на изменения в экономическом и политическом бытии страны. При этом, подчеркивает С.В. Цакунов, «Сталин осознал для себя не только стратегическое значение идеи "социализма в одной стране", как это он делал вслед за Бухариным, но и ее конкретно-практическую функцию, позволявшую смелее смотреть в лицо новым опасностям…» (с. 147), и потому «к процессу формирования "гарантий", совершавшемуся под прикрытием идеи "социализма в одной стране", Сталин подходил шире, чем Бухарин, и гораздо прагматичнее» (с. 146).