Правда или забвение - стр. 29
– Это я уже поняла, – протянула дочь.
Ничего больше не сказав, она повернулась к окну. Как обычно, в вечернее время берлинские дороги были забиты. Такси медленно продвигалось в пробке. Пассажирки сидели молча и наблюдали за городом. Эрна как будто прилипла к стеклу. По тротуару передвигались прохожие разных национальностей, сливающиеся в единую массу. Такси остановилось на светофоре, и девушка заметила на пешеходной части необычного мужчину. Одетый в черный фрак, с высокой тростью в руках и цилиндром на голове, он притягивал к себе внимание. Глаза незнакомца скрывались за маленькими круглыми очками. Эрна провожала его взглядом, пока автомобиль не начал медленно набирать скорость.
Неожиданно ехавший по правой стороне минивэн подрезал такси, но их водителю удалось избежать аварии. От резкого торможения женщины чуть не ударились о передние сиденья. Таксист обругал нарушителя и несколько раз нажал на гудок, от звука которого у девушки перехватило дыхание. Она выглянула, чтобы посмотреть на виновника несостоявшегося происшествия, но минивэн уже успел отдалиться от такси.
Эрну бросило в холодный пот, сердце забилось быстрее. Она отчетливо вспомнила, как в нее врезался похожий автомобиль, как ее несколько раз перевернуло и выбросило с проезжей части. Девушка откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. В ее голове продолжали всплывать отрывки аварии.
– С тобой все хорошо? – обратилась к ней мама, нежно дотрагиваясь холодной рукой до колена девушки.
Эрна открыла глаза и повернулась к маме, не поднимая головы.
– Да, все хорошо. Просто дурно стало…
– Тебя укачивает?
– Нет… нет…
– А… хорошо. Потому что в детстве у нас с этим были постоянные проблемы.
– Ну да. Меня всегда укачивало, особенно если ехала на заднем сиденье, – ответила девушка.
– Да-а, – убрав руку с колена дочери, протянула мама. – В дальние поездки приходилось покупать таблетки против укачивания. Потом, правда, ты переросла. Но я подумала, может, после аварии что-то изменилось.
– Нет, просто голова разболелась.
Почему-то Эрне не хотелось делиться с ней нахлынувшими воспоминаниями. Девушка оглядела мать с ног до головы, задержав взгляд на поседевших волосах, аккуратно уложенных и зафиксированных, скорее всего, лаком. Каре безусловно ей шло. Дочь, не произнеся ни слова, отвернулась и уставилась на чистое летнее небо. Она чувствовала неприязнь к матери, особенно после трагедии, случившейся два года назад. Эрна не могла больше врать сама себе, она винила маму в происшедшем. Если бы та была тогда рядом – ничего бы не случилось. Однако мать никогда не интересовалась личной жизнью дочери, ни когда та выросла, ни в детстве. Эрне не доставало материнской любви и внимания. Она хотела быть понятой – а ее не слышали или учили жизни. Хотела свободы – а ее контролировали. Хотела сопереживаний – а получала только навязывание чужих ценностей. Видимо, мать считала, что все это и есть исполнение родительского долга.