Прах к праху - стр. 82
– Не продамся? В каком смысле?
– Репортерам. Я не люблю быть в центре внимания, хотя постоянно там нахожусь. Мне было бы крайне неприятно, если миллионы посторонних людей узнали бы подробности смерти моей дочери. Согласитесь, что конец любой жизни – это очень личная вещь.
– Не спорю. Но одно дело – естественный конец, и совсем другое – насильственная смерть. Здесь не о какой приватности не может быть и речи – ради блага остальных.
– Я больше всего боюсь не того, что люди узнают подробности смерти Джиллиан, а их желания копаться в ее личной жизни. Да и моей тоже, чего уж тут кривить душой.
Куинн поерзал в кресле, закинул ногу на ногу и предложил намек на сочувствие: едва заметную улыбку. А затем приготовился к душевному разговору.
– Прекрасно вас понимаю. Скажите, пресса, должно быть, не дает вам прохода? Мне показалось, что у них там бивуак перед вашим домом.
– Я отказываюсь разговаривать с ними. Я даже вызвал моего пресс-секретаря, чтобы он взял на себя общение с репортерами. Больше всего меня раздражает их убежденность, что они имеют право задавать вопросы. Лишь потому, что я богат, известен, они считают, что имеют право совать нос в мою жизнь, в мое горе. Ведь когда преступник убил тех двух проституток, скажите, стояли их фургоны рядом с домами жертв? Готов поспорить, что нет.
– Мы живем в обществе, подсевшем на сенсации. Некоторые достойны, чтобы о них говорили, смерть же других оставляет людей равнодушными. Не знаю даже, какая из сторон этой монеты хуже. Готов поспорить, что родители тех двух девушек сейчас наверняка удивляются, почему под дверью их домов не видно толп репортеров.
– Вы хотите сказать, что они не против, чтобы миру стало известно, как и почему их дочери выросли наркоманками и проститутками? – спросил Бондюран, и в его голосе Куинну послышалось легкое злорадство. – Что им не стыдно публично расписаться в собственном позоре?
Ага, обвинения в чужой адрес. Интересно, подумал Джон, насколько тому причиной его собственные страдания?
– Кстати, о свидетельнице, – сменил тему Бондюран, как будто понял, что едва не сказал лишнего, и подвинул блокнот. – Как, по-вашему, она сможет опознать преступника? Мне она показалась не слишком надежной.
– Не знаю, – уклончиво ответил Куинн, хотя прекрасно знал, откуда у Бондюрана такая информация. За такую утечку Ковач устроит кое-кому хорошую выволочку, а значит, наступит на очень даже больную мозоль. И хотя родственники жертвы имеют право на получение закрытой информации, однако для успешного проведения расследования чем меньше ее будет просачиваться за стены штаба, тем лучше. И Питер Бондюран не может претендовать на исчерпывающие сведения. Если на то пошло, он сам в известной мере подозреваемый.