Прах херувимов - стр. 20
Под распахнутыми наружу створками бултыхалась костлявая масса, запутавшаяся в пледе, накануне постиранном и секунду назад мирно сохнувшем на верёвке. Очертания фигуры под идущим рванными волнами пледом, как и голос, глухо доносящийся из-под мягкой материи, всё больше что-то напоминали. А когда плед от копошащихся рывков слетел совсем, луна вышла из-за туч. И мастер увидел голову, отливающую мертвенно-синим.
– Яська, твою ж мать! Мальвина грёбанная!
В один прыжок он преодолел расстояние от окна до входной двери, моментально разобрал баррикаду из стульев и выскочил на веранду. Подлетев к сидящей на земле девушке, он помог ей подняться и отряхнуться, приговаривая:
– Извини, извини…
Через минуту, убедившись, что с Яськой все в относительном порядке, он насупил брови и строго спросил:
– А что ты тут делаешь в такой час вообще-то?
– Мне не спалось, – обиженно протянула девушка и громко икнула. – Я думала про аллергию на тату краски. Думала про руны. Думала про этого диетолога, утонувшего в глотке воды. Думала про тебя. Аида шляется где-то, я в доме одна. Ноги меня сами привели сюда.
– Слушай, а ты вовсе не приличная девица, – засмеялся Ларик, на самом деле абсолютно счастливый, что рядом с ним такая тёплая, живая и бестолковая Яська. Тем более что луна, спасительно осветив на минуту опознавательную голубую макушку Яськи, опять скрылась за тучами, озабоченная своими неведомыми делами.
– Чего это я неприличная? – девушка опять громко икнула и шмыгнула носом.
– Какая приличная девушка придёт ночью в дом к незнакомому мужчине? Ты не боишься, что репутация твоя теперь навечно подмочена?
Яська озадачено задумалась на мгновение, затем прыснула, все ещё продолжая икать, очевидно, от пережитого испуга:
– А то я у тебя никогда не зависала сутками в детстве. Нами уже столько ночей переночёвано! Ты – друг, Ларик. Самый лучший и надёжный друг.
И это было правдой, так что обижаться Ларику совершенно незачем. Но в глубине души он всё-таки немного обиделся. Хотя толком и сам не понял, на что именно.
Они опустились на ступеньки, разделив перепачканный в земле, но тёплый плед. Сидели, прижавшись друг к другу под мягкой тканью. Тянуло уже утренней, свежей прохладой. Выражение лица у Яськи опять стало серьёзным.
– Ларь, я действительно не могла уснуть. Мне этот дядька, который покойник, покоя не даёт. Не, ну ничего себе каламбурчик получился: «покойник – покоя». Зацени! И руна эта его свежая. И то, что ты накануне ему тату эту наколол. Ларик, зачем ему вообще тату понадобилась? Взрослый уже, вроде, врач…