Позывной «Оборотень» - стр. 1

© Ерофей Трофимов, 2024

© ООО «Издательство АСТ», 2024

…Капитан поднял сжатый кулак, и вся группа моментально вжалась в колючую осеннюю траву. Не доверять чутью гончей, способной унюхать добычу за добрый десяток километров, было глупо. В гены командиров групп специально вживили гены ищеек и гончих. Они должны были не просто вести группу, но и отлично ориентироваться на любой местности.

Чуть высунувшись из-за дерева, капитан вытянул шею и принялся старательно ловить чуткими ноздрями верхний след. Фиксируя каждое его движение краем глаза, Никита внимательно всматривался в темнеющий лес. Полученный приказ был простым и понятным как перпендикуляр. Найти командный пункт войск противника и любой ценой уничтожить его. Слова «любой ценой» означали именно то, что и подразумевали.

Усталость, раны и даже собственные жизни должны быть положены на алтарь исполнения приказа. Бойцы группы давно уже привыкли к подобному отношению к ним со стороны командования. И вот теперь пришло их время. Сделать – или умереть. Третьего в их ситуации было не дано.

Додумать свою мысль Никита не успел. Капитан снова подал команду, взмахом руки поднимая группу, и бойцы бесшумными тенями скользнули под тень разлапистых елей. До мобильного командного пункта противника оставалось всего несколько километров, когда вдруг в лесной тишине раздался оглушительный взрыв…

Вздрогнув, Никита открыл глаза и, резко сев, огляделся. Чувствуя, как что-то стекает по виску, он коснулся лица рукой и, удивлённо покосившись на собственные пальцы, вздохнул. Снова кошмар. Вот уже семь лет, как та никому не нужная война закончилась, а ему всё ещё снится тот безумный рейд. Почти каждую ночь он видит погибших друзей, с которыми ушёл на ту операцию, но так и не вернулся обратно. Как и никто из них.

Бросив короткий взгляд на часы, Никита поднялся с деревянного топчана, заменявшего ему кровать, и, выглянув в окно, удовлетворённо кивнул. До рассвета оставалось ещё несколько часов. Вполне достаточно, чтобы добраться до лагеря оккупантов и, поохотившись, вернуться обратно. Кошки ночные звери, так что это было его время. Скинув куртку и штаны, он босиком выбрался из подвала, служившего ему логовом, и, встав под лучи полной луны, приготовился.

Это было больно, но без этого ещё хуже. Он никогда не забывал, как всех, подвергнутых специальной обработке, вдруг начало ломать, словно наркоманов со стажем. Как болел каждый нерв, каждый сустав, требуя от сознания непонятно чего. Никто из них не понимал, что с ним происходит. Сосредоточившись на собственной боли, они рвали всё, что попадалось им под руку, мечтая только об одном – избавиться от этого ужаса.

В очередной раз вздрогнув от воспоминаний, он попытался отогнать ненужные сейчас мысли, но начавшаяся трансформация разом очистила мозг, заставив его выгнуться и глухо взвыть от боли. Тихо захрустели сухожилия и суставы, руки неожиданно удлинились, а пальцы, укоротившись, оказались снабжёнными внушительными кривыми когтями.

Уши сместились к верхней части черепа, а обе челюсти выдались вперёд, отрастив внушительные клыки. Слух, нюх, зрение резко обострились, превратив его из человека в нечто человекоподобное и одновременно смертельно опасное. Теперь он превратился в идеальную машину для убийства. Медленно потянувшись, он тихо заурчал, быстро осваиваясь с новыми возможностями, и, пригнувшись, метнулся туда, где его ожидала добыча. Выскочив за границы развалин, некогда бывших городом, он скрылся в лесу.

Это открылось случайно, когда один из бойцов группы, не выдержав боли, кинулся на виновника всех их бед. Худой словно щепка, с длинным кривым носом и в очках в роговой оправе, этот закрытый для всех окружающих профессор внимательно наблюдал за их мучениями, старательно фиксируя каждое движение. И именно на него бросился вконец измученный боец, одним движением разбросав санитаров и пытаясь дотянуться до глотки профессора.

Дальше начался кровавый кошмар. Почуявшие свежую кровь бойцы легко рвали связывающие их ремни, устремляясь на оплошавших санитаров. Сам профессор, очевидно предполагая подобное развитие событий, держался за окном из пуленепробиваемого стекла, продолжая хладнокровно записывать каждое движение подопытных. Никита не помнил, в какой именно момент почувствовал на губах вкус человеческой крови, но, едва проглотив первые пару кусков ещё горячего мяса, неожиданно понял, что боль отошла.