Пожелай мне СНЕГА - стр. 18
Пусть он будет сегодня, я жду тебя, Аурелия. Я жду тебя даже когда ты рядом. Мне так хорошо пишется с тобой. Я скоро закончу роман, и пусть всё закончится тоже, Аурелия.
Даже если после меня останется единственный роман.
Он будет велик, я знаю.
Почему так много мух вокруг?
Так странно, правда, Аурелия?..»
Я читала и не могла понять. Было жутко. Волосы на голове шевелились, кожа покрылась холодным потом – о, теперь я понимала, что это не метафора, пот действительно леденящий и отвратительно липкий.
Что за отрывки? О ком это? Такое чувство, что он записывал собственные мысли.
Он вернулся в комнату, посмотрел внимательно. Изучающе. Уничижительно. С насмешкой.
– Спорим, ты ничего не поняла.
– Не поняла, – тихо согласилась я. – Но оно… оно жуткое и завораживает.
Я говорила чистую правду.
– А ты представь, – внезапно воодушевился он, – писателя. Известного, который круто взлетел, у него было всё – слава, деньги, тиражи, поклонники и поклонницы. А потом пришли новые, ушлые, активные писаки, и про него стали забывать. И вот в результате к нему ходит одна-единственная поклонница – он всячески приваживает её, чтобы не переметнулась к другим. А потом оказывается, что она мертва. Нет, не банально умерла из-за него – вовсе нет! Ей нужно другое. Она просто с той стороны… И…
Меня передёрнуло. Он заметил. Мгновенно остыл, но всё же продолжил. Словно считал объяснить – мне, глупой – своим долгом.
– Она назвалась Аурелией. Вернее, это он назвал её и придумал, что она так назвала себя. Он был помешан на Маркесе и игрался, что его крест – одиночество, не меньше ста лет, и вот… он уже даже не может кутить днём, проститутки случаются редко, секс теряет смысл – только если он не пьян до скотского состояния. Теперь он на самом деле одинок, и только она приходит к нему. Его тянет к ней, и он пишет, пишет что-то страшное и прекрасное одновременно. Но нужны ли ей его тексты? Нужен ли он ей как писатель, как человек, как мужчина?.. Нет. На самом деле ей нужна его душа. Она – даже не Смерть. Она – нечто страшнее.
Мне стало совсем дурно. Моя собственная душа протестовала – отвратительно, мерзко и тошно, а он… ему, казалось, это нравится. Его душа…
Где его душа?
Я была готова поверить, что у него внутри нет ничего, я не узнавала этого человека. Мне хотелось верить, что его душа – та спокойная белая субстанция в бутылочке, которую надо просто вернуть ему, и всё будет хорошо, и над которой я периодически лью горючие слёзы. А этого человека я не знала. И не хотела знать.
Он подошёл ко мне – я почувствовала запах не сигарет. Тлена.