Пожалейте читателя. Как писать хорошо - стр. 25
Воннегут открывает то, что он хочет сказать, в процессе писания:
Те послания, которые выходят из пишущей машинки, – поначалу очень примитивные и дурацкие, они вводят в заблуждение, но я знаю, что, если просидеть достаточно времени за машинкой, самая разумная часть меня в конце концов даст о себе знать и я сумею расшифровать, о чем же она пытается сказать[66].
Один из ранних черновиков (возможно, вообще самый первый, поскольку он весь исчеркан и изрисован, к тому же не окончен) «Гаррисона Бержерона», одного из воннегутовских рассказов, принадлежащих к числу его любимых, начинается примерно так:
Был 2081 год н. э.
Апрель, разумеется, оставался самым суровым месяцем из всех. Сырость, мрачность и страх, что весна никогда не придет, – все это обуздывалось в маленьком домике лишь свечением телеэкрана. Эти три всадника уныния, казалось, готовы растоптать Джорджа и Хейзел Бержерон в тот миг, когда телевизионная картинка умрет.
– Танец был ничего, неплохой, – сказала Хейзел.
Даже если закрыть глаза на неуклюжую метафору со «всадниками» – о каком, собственно, танце говорит Хейзел? Воннегут карандашом вписал кое-какие добавления, которые дают ответ на этот вопрос (ниже они выделены курсивом). Исправленные предложения выглядят так:
Эти три всадника уныния, казалось, готовы растоптать Джорджа и Хейзел Бержерон в тот миг, когда телевизионная картинка умрет. На экране были балерины.
– Танец был ничего, неплохо у них получилось, – сказала Хейзел[67].
Теперь мы точно знаем, что Джордж и Хейзел смотрели по телевизору танец, когда они его смотрели и что это был за танец.
В опубликованном варианте рассказа необъяснимого упоминания о «всадниках» нет. Объяснение слегка поправлено, однако никуда не делось. Первый абзац очень серьезно переработан. Теперь он великолепен:
Был год 2081-й, и в мире наконец воцарилось абсолютное равенство. Люди стали равны не только перед Богом и законом, но и во всех остальных возможных смыслах. Никто не был умнее остальных, никто не был красивее, сильнее или быстрее прочих. Такое равенство стало возможным благодаря 211, 212 и 213-й поправкам к Конституции, а также неусыпной бдительности агентов Генерального уравнителя США[68][69].
Воннегут правил без устали, потому что прекрасно отдавал себе отчет в том, какие умения и навыки необходимы его аудитории, и потому что сочувствовал читателям – которым
придется опознать тысячи маленьких значков на бумаге и немедленно извлечь из них смысл. Им предстоит читать, а это искусство столь сложное, что большинство людей не в состоянии его полностью освоить на протяжении средней и старшей школы – двенадцати долгих лет.