Поза трупа - стр. 18
– Че теперь с ним делать-то? – спросила Валя.
– Откуда я знаю? Если Витя узнает, всё.
Смирнова села на корточки и заныла, как от боли.
– Оооой, зачем я…
– Ладно.
– Накладно. Реально убьет.
– Так этот же не скажет. Он же педик вообще…
Маша повернула голову и посмотрела на Куприянова, который успел закрыть глаза.
– Скажет.
– Нагулялась… перед свадьбой.
– Не трави душу.
– Под изнасилование нельзя его?
Маша закрыла лицо руками.
– Витя тем более узнает.
– Так что делать?
Наконец Смирнова снова подала голос:
– Слушай, возьми у Андрея ключи от Витиной тачки. Я его в лес отвезу.
– Маш, ты чего?
– Чего «чего»?!
Помолчали.
– Ой, господи… Я тебе говорила, надо было дату перенести…
– Да что теперь-то?!
Валя с жалостью глянула на Сергея и рассерженно цокнула языком. Потом вышла из туалета.
Несколько минут Смирнова без движения сидела на корточках и смотрела в пол.
Сергей помычал. Маша встала, пошатываясь, подошла к нему. Посмотрела колкими, злыми глазами. Замахнулась было острым кулачком.
– Ты чего приехал, а? – прошипела сквозь зубы.
Попытался ответить, но не смог. Тогда она вытащила кляп.
– Хоел… – дизайнер тяжело дышал, онемевший язык не слушался. – Хоел а Таити позать.
– Чего?
– Я стаховку на ебя офомил.
Тыкнула низом ладони ему в лоб.
– Прид-дурок.
Снова затолкала бумагу, села рядом. Обхватила колени, опустила голову на руки и тихонько заплакала.
В предрассветный час они неслись вперед на желтой «Ламборджини Дьяболо» со скоростью триста километров в час. По бокам ровной и прямой, как стрела трассы, стоял графичный плотный еловый лес. Минимализм и выверенность. Если воспринимать картинку, как некий иероглиф, то именно о таком будущем мечтал Куприянов. Лететь в бесконечность со Смирновой и не знать, что тебя ждет…
Окно было приоткрыто. Волосы Маши бешеными змеями извивались на ветру, между бровей залегла складка. А Куприянов, по-прежнему связанный изолентой, с кляпом из туалетной бумаги во рту сидел рядом, на пассажирском сиденье и, щурясь на мотылек света, прыгавший с капота прямо ему на ресницы, ощущал, наконец, полностью и бесповоротно предавшим себя в руки Судьбе…
Минусы Космического Сознания
Во время финальной медитации Катрин Третьяковская открыла глаза. Альберт сидел в идеально ровной позе лотоса и чуть улыбался. Она попыталась расслабить правое плечо, от которого вниз к пояснице через лопатку тянулась полоса боли. У правой ноздри было напряжение. От этого лицо как будто искажала гримаса отвращения. Катрин попыталась усилием воли скинуть напряжение, потянула шею, через силу улыбнулась, точно так же, как Альберт. Замедлила дыхание, расслабила язык, коснувшись его кончиком верхнего неба, представила яблоню в тумане, образ, который почему-то часто приходил на ум. Это было в съемной еще беляевской квартире. Катрин сидела одна в ожидании Германа. Читала книжку, кажется, Агаты Кристи. Было так спокойно, безветренно, влажно. Яблоня тянулась из тумана сквозь ржавую балконную решетку.