Поющие камни - стр. 43
– Ненавижу мавров, – признался он хевдингу. – Всегда буду ненавидеть. До тех пор, пока они топчут нашу землю и оскверняют веру в Христа!
Что ж, каждому – свое.
Беглецы-христиане, что были вместе с Гендальфом с самого начала, ушли с корабля, не желая служить под началом язычника аскемана. Они вообще не желали воевать, а хотели вернуться к своим прежним мирным профессиям: кто-то был кузнецом, кто-то плотником, а кто-то – и ювелиром. Иванов их не удерживал – пусть себе уходят, тем более барон подкрепление обещал. Пожелал всем удачи, обнял, расцеловал. Всех, кроме юного Херульфа из Толедо. Тот совсем не желал уходить. Некуда было идти, и жить – не с кем. Родичи все давно погибли.
– Я везде чужой, мой хевдинг, – со вздохом признался мальчишка. – Только здесь хоть кому-то нужен… Спасибо, что не прогнал.
Даны и Рольф в общем-то над парнем смеялись, но не слишком обидно, больше подшучивали. Обзывали «великим воином» и радостно гоготали – мол, с таким никакие мавры не страшны, при одном виде все враги разбегутся. Херульф не обижался, чувствовал – в ватаге его признали за своего. Атли Холодный Нож даже показал ему, как управляться с мечом и секирой, а Фридлейв Острый Топор, подкрутив усы, научил бить кулаком, как он выразился, «прямо во вражью харю».
– А ты что же остался, Бен? – улучив момент, спросил картахенца Геннадий. – Нравится воевать?
– Нравится торговать, – Бен Лазар улыбнулся, показав крепкие желтоватые зубы. – А начинать новое дело, мой вождь, откровенно сказать – не с чем. Разве что в Таррагоне…
– Надеешься на добычу?
– Надеюсь. Получу свою долю и уйду. Если позволишь.
Гендальф пожал плечами:
– Уходи, Бен Лазар. У каждого своя дорога.
– Ты мудр не по годам, о, мой хевдинг!
Объединенный христианско-языческий флот добирался до Таррагоны полтора дня, и, конечно же, наместник эмира Мухаммеда Азиль ибн-Фарид, узнав о появлении чужих кораблей, поспешил принять все меры к обороне города, насколько это было возможно в столь небольшой срок. Была объявлена срочная мобилизация всех жителей города, как мавров, так и христиан, на смотровых башнях усилили караулы и всю ночь жгли костры. Многие гадали – откуда и чей флот? Кто-то говорил – ромейский, посланный из Константинополя, а кое-кто утверждал, что все корабли принадлежат языческим собакам норманнам, явившимся грабить, жечь, убивать. Последнее предположение придавало защитникам злости – жестоких северных пиратов здесь откровенно ненавидели, и было за что.
– Норманны! – увидев полосатые паруса драккаров, закричал караульный на воротной башне. На главной площади, у мечети, тревожно запела труба.