Пойти и не вернуться - стр. 9
– А знаешь, – сказал вдруг Антон, и она разомкнула смежившиеся было веки, хотя в абсолютной темноте все равно ничего не было видно. – Я помню, как ты была одета. Там, в Заглядках. На тебе было голубое платье в цветочках. Правильно?
– Правильно, – просто ответила Зоська. И платье в цветочках, и тот, единственный с ним танец под балалайку, когда Антон лихо выхватил ее из группы девчат и минут десять молча кружил по избе, она хорошо помнила и теперь радостно удивилась, что это самое вспомнил и он.
– А танцевала ты ладно. В удовольствие.
– Так и ты... Ладный танцор.
– Любил девчат покружить.
– А теперь не любишь?
– Теперь не до того. Теперь самого война закружила.
– А ты это... Забыла, откуда ты родом?
– Да я из Восточной. Борисов, город такой, слыхала?
– Это за Минском, кажется?
– За Минском. А ты местная?
– Из Скиделя. Двадцать восемь километров от Гродно.
– Знаю. Ходил в сентябре. Почти до самого Гродно добрались. Бобики там нас пугнули. В Лососне. А ты с мамой жила?
– С мамой и старшей сестрой. Замужней. А свояка немцы весной расстреляли.
– Хорошо еще, что вас не тронули. Мать и теперь там?
– Там, где же ей быть. С весны не видела, прямо душа чернеет. Как она там?..
– Надо повидаться. Туда же идешь? – спросил он и примолк.
Зоська вся подобралась в темноте.
– А ты откуда знаешь?
– Знаю.
Трудно задышав, Зоська не ответила, и он сказал, как о само собой разумеющемся:
– Что же ты – почти дома будешь и мать не навестишь? Так не годится.
– Знаешь, не совсем дома. Да и другие дела есть.
– Ну, знаю, надавали тебе заданий, надо выполнять. Но и о себе подумать не грех, – сказал он и зевнул. – У меня тоже в Скиделе есть знакомый. Бывший дружок даже.
– Живет там?
– Живет.
– Где, на какой улице? Может, я знаю?
– Нет, ты не знаешь. Он человек новый.
– Ну новых я, конечно, не знаю. Которые приехали в тридцать девятом, те не очень знакомы. Я же перед войной в Новогрудке училась.
– Я и говорю: не знаешь, – сказал Антон.
Зашуршав сеном, он переменил положение и вдруг положил руку на ее плечо. Она испуганно-зябко вздрогнула, сделав слабую попытку отстраниться, но отстраниться было некуда.
– Не надо...
– Теплее будет. А то ты в моем кожушке, а мне...
– А тебе холодно?
– Ну так, знаешь... Не очень, но все-таки.
Она промолчала, и он удобнее обнял ее рукой за плечи. Его большое и сильное тело источало приятное для нее тепло, и она, притихнув, почти обмерла под его рукой.
– Экая ты малышка! – переходя на шепот, сказал он с заметными нотками нежности. Ей вдруг стало смешно – никто не называл ее малышкой, – была она хотя и невысокого роста, но крепко сбитой, ловкой девчонкой.