Поймать балерину - стр. 42
Город был большой и ошеломлял, пожалуй, больше , чем Париж.
Или просто Париж мне казался чем-то настолько родным, уютным, что сравнение шло не в пользу Нью Йорка?
- О, Анни, как тут шумно и грязно!
Мадлен была уроженкой Польши, родилась в местечке под Варшавой, объехала всю Европу, но таких больших шумных городов не видела до этого.
Хотя ориентировалась все равно лучше меня.
Сказывался опыт путешествий по Европе с мужем, представителем торговой компании.
Мы подъехали к гостинице, расплатились с извозчиком и огляделись.
- А тут довольно мило, - заметила Мадлен, - и тихо.
В самом деле, улица была очень тихой, если сравнивать с привокзальными каменными джунглями.
По краям мощеной мостовой росли деревья, у каждого дома было не менее трех высоких крылец, ведущих к входным дверям.
К гостинице вело одно такое крыльцо.
- Ох, Аннет, дорогая, - Мадлен, первой прошла в отведенные нам апартаменты, без сил повалилась на стул, даже не произведя инспекцию чистоты, как она обычно делала, - я что-то уже устала от этого города. И что привлекательного в нем находил месье Борчек? Нет, я, пожалуй, не хочу тут жить…
Я прогулялась по номеру, заглянула в ванную комнату, вышла на балкон, оперлась на кованое балконное ограждение.
Внизу ходили люди, недалеко шумела большая улица, гудели машины, раздавалось ржание лошадей и свист извозчиков.
Вокруг были окна многоквартирных домов.
Совершенно другая жизнь, так не похожая на парижскую. Более агрессивная, более живая, более… молодая?
Пожалуй, я хотела тут жить.
***
К Солу я попала на второй день обивания порогов его офиса на Тридцать девятой улице, рядом со зданием «Метрополитен опера».
Неуловимый Ёрок был постоянно не у себя, бесконечно пропадал со своими подопечными на разных выступлениях, а по вечерам его вообще невозможно было застать.
Я поймала его ранним утром.
Сол вышел из роскошно сверкающего автомобиля, и, даже не будь этого явного свидетельства его достатка, понять, что Ёрок преуспевает, можно было бы по цветущему внешнему виду.
Я едва узнала в усатом, импозантном господине того вечно дергающегося и куда-то спешащего молодого парня, с которым мы замечательно дружили в Париже.
Господи Иисусе… А если и я тоже поменялась? Что, если он меня и не узнает после практически двухлетнего расставания?
Я стояла чуть в стороне, нервно мяла в руках перчатки и разглядывала его.
Моя решимость, так сильно подпитывавшая все это время, заставлявшая не отчаиваться и верить в лучшее, неожиданно дала сбой.
Я показалась себе нищей попрошайкой, жалкой и бездомной бродяжкой, стоящей на тротуаре с протянутой рукой…