Пойма - стр. 35
Было сыро, и пару раз мы чуть было не завязли в раскисшей дорожной грязи, но в итоге всё же благополучно добрались до Перл-Крика.
«Перл-Крик» значит «жемчужный ручей», и ручей с таким названием действительно протекал через город. Местами он был широким и быстрым, а русло выстилал белый песок и перламутровая галька, отчего ручей и получил своё имя. По берегам росли вековые деревья гикори, величественные дубы да криволапые плакучие ивы с корнями толщиною в руку – они торчали из земли, оплетали берег, извивались как сказочные змеи и давали приют змеям вполне всамделишным.
На одном из берегов этого ручья и помещался названный в честь него городишко. Чтобы добраться до него с нашего берега, надо было пересекать поток по узкому дощатому мостику: доски трещали под автомобильными покрышками, конскими копытами или фургонными колёсами, будто мостик вот-вот развалится на части.
В Перл-Крике жили сплошь цветные, кроме старого Папаши Трисома: с помощью своих сыновей управлял он местным лесопильным заводиком, который, правда, принадлежал кому-то другому, а заведовать почтовой конторой и хозяйственной лавкой ему помогала жена.
Папаша женился на негритянке, поэтому среди белых его презирали, зато приняли среди цветных. В былые годы как-то раз по дороге верхом в город подстерегли его ку-клукс-клановцы, сбросили с лошади, раздели догола, отхлестали кнутом, обкорнали волосы, обмазали дёгтем, обваляли в перьях, лошадь застрелили, а самого отвезли в город, привязав к перекладине между двух машин, и в таком виде вышвырнули на площади перед лавкой.
Ходили слухи, что Папашу, верно, не линчевали только потому, что в Клане состоит какой-то его родственник. Как бы то ни было, Клан решил: хватит с него кнута и дёгтя с перьями. Папаша вернулся к своей негритянке, а ребята в балахонах с тех пор оставили его в покое.
У Папаши были сыновья – почти настолько же светлокожие, как он сам. Поговаривали, была ещё и дочка, да уехала на Север, чтобы выдавать там себя за чистокровную белую. Остальные трое были хотя и не чёрные, но недостаточно белые, а может, и не старались за них сойти, и сплошь мальчишки: Джеймс, Джеремайя и Дрын. Двоих окрестили в честь библейских Иакова и Иеремии, а третьего по-настоящему звали Уильям, но все знали его под кличкой, полученной, по слухам, за выдающиеся размеры его прибора. Был Дрын придурковат и известен тем, что любил время от времени прилюдно обнажаться. В этом не крылось никакого дурного умысла, и раздевался он явно не затем, чтобы показать кому-то своё хозяйство. Ну вот просто нравилось парню теребить свой инструмент и не хватало мозгов сообразить, что это неприлично. По этой причине Дрыну разрешалось водиться почти исключительно с неграми. Боялись, что он примется за своё излюбленное занятие перед белыми, а тогда, даже при том что дурачок не вполне понимает, что можно, а чего нельзя, его и линчевать могут запросто.