Пойма - стр. 24

Я подошёл к дверной ширме и разогнал мух, которые облепили её сверху донизу и грелись на солнце. Мисс Мэгги хлопотала у дровяной плиты – доставала из духовки лепёшки. Учуял я их ещё через ширму, и от вкусного запаха у меня потекли слюнки. Я позвал хозяйку по имени, она обернулась и по обыкновению пригласила меня входить; при этом я отметил: её косы ещё сильнее побелели с прошлой встречи.

– Эй, малыш! Заходь да сажайся.

Я повторно шуганул мух и вошёл в дом. Сел за столик на довольно-таки шаткий стул. Старушка положила несколько лепёшек на раздолбанное оловянное блюдо, налила соргового сиропу из разогретой над плитой банки и пригласила есть. Я принялся за еду.

Лепёшки были настолько мягкими, что таяли во рту, а сорговый сироп – его она, скорее всего, получила в обмен на кукурузу – был так хорош, что, кажется, лучшего сорго ни в жизнь не размалывали на движимой мулом дробилке и не уваривали до сладости человеческие руки.

Поев, я бросил взгляд на двуствольный дробовик – он висел на двух большущих гвоздях, вбитых в стену, а рядом висела чёрная шляпа. Мисс Мэгги села напротив, поела и сказала:

– Я тут думаю, зажарю себе солёновой свинины. Будешь?

– Да, мэм.

Она открыла духовку, вынула добрый кусок шпика. Он уже прокоптился и, видимо, сейчас только разогрелся, но старушка уложила немного сала на сковороду и подбросила в печку дров, чтобы то слегка поджарилось. Вскоре свинина была готова. Мы подкрепились шпиком и ещё закусили лепёшками. Потом она заговорила:

– Вижу, тебе так и распирает об чём-то мене рассказывать.

– Да вот не знаю – а вдруг нельзя?

– Ну раз не знаешь – так и не надо.

– Правда, прямо мне никто рассказывать не запрещал.

Старушка усмехнулась. У неё осталось два здоровых верхних зуба и четыре нижних, и один из них выглядел сильно не очень. И всё же, надо сказать, с лепёшками и свининой справлялись они отлично.

Я подумал: а какая разница, что именно я расскажу мисс Мэгги? Она же не пойдёт с этим к папе – поэтому расписал ей и про цветную женщину в пойме реки, и про то, как в лесу за нами с Том следило какое-то существо.

Я закончил, и она покачала головой:

– Ай, срам какой! И никому ведь до этого дела не будет. Ещё одна черномазая баба померла, подумаешь, беда-то какая.

– Папе будет до этого дело, – возразил я.

– Только ему, пожалуй, и будет, да и он, быстрее всего, ничего делать не станет. Его-то один, а их – о-го-го. Затоптают его, малыш. Лучшее всего, если на это наплевают и забывают.

– А вы разве не хотите, чтобы виноватого поймали?

– А это не будет. Тута уж будь уверенный. Мой народ – он ведь что солома, малыш. Ветерок подует – и нету человека, а всем наплевать. Чтобы закон забеспокоился – тут надо было какого-нибудь белого убивать.