Пояс Перуна - стр. 9
Нужно было срочно что-то предпринять, и поскорее…
Я протянул мужчине свою руку, он немного помедлил и подал свою… едва произошёл контакт, как с помощью гиссла я послал телепатическую команду: повинуясь ей, мужчина позволил мне прикоснуться к его виску, после чего почти мгновенно произошла перекачка всех его знаний в недра бездонной памяти гиссла, а частично и в Пояс Перуна. А уже от него я получил необходимые сведения.
Сразу всё прояснилось. Оказывается, я принял облик сборщика налогов, который недавно уже посетил оазис, забрав даже больше положенного. Так быстро меня не ждали. Удивило туземцев, что я прибыл один, обычно сборщиков налогов сопровождало не менее двух охранников. Да и прибыл я со стороны пустыни, где никто не живёт. Сборщики налогов приезжали с севера и уезжали туда же. (Мысленно выругал себя, уж об этом я мог бы и сам догадаться.) Сборщики налогов не позволяли своим животным сразу принимать корм и сами долго кичливо отвергали воду, пока не получали подарок. Остаток выливали и швыряли кувшин на песок. Если возвращали сосуд хозяину, то этим показывали своё крайнее недовольство. Тогда требовалось немало стараний, чтобы снискать милость сборщиков налогов.
Я улыбнулся и сказал на местном языке, который уже усвоил с помощью гиссла:
– Простите, друзья, но я совсем не тот за кого вы меня принимаете. Я – хороший человек.
К моему седлу был привязан кожаный мешок. Я знал, что в нём, помимо прочих вещей, находится кошель с деньгами. Настоящими деньгами! Если гиссл что-нибудь делал, то делал это так, что отличить от оригинала было совершенно невозможно. Лучшие умы человечества давно убедились в том в ходе множества экспериментов.
Я достал кошель, бросил к ногам мужчины в тюрбане и ударил верблюда пятками. Он послушно потрусил к северу, ухитрившись захватить изрядный клок травы. Я восхитился: то был просто шедевральный мазок картины, созданный гениальным художником. Гисслу трава была совершенно не нужна, но он сделал то, что совершило бы настоящее подобное животное на его месте – оно-то стремится набить брюхо и не упускает ни малейшей возможности для этого. Только я один мог оценить абсолютную достоверность моего «верблюда». Вполне возможно, что я допустил и другие промашки, кроме упомянутых выше, но вот гиссл ничем себя не выдал.
«Браво! Бис! – мысленно похвалил его я. – Конгениально! Просто снимаю шляпу перед тобой! Ты – настоящий артист, ас своего дела! Знаешь ли ты это?»
«Неопределённый вопрос», – ответил гиссл, вызвав у меня гомерический хохот.
На сей раз он был стопроцентно прав. Потом мне пришла мысль, гиссл должен был понимать, что это был совсем не вопрос: а лишь риторическая фраза, облечённая в форму вопроса. Сказанный вслух подобный его ответ вполне мог быть ироничным, но в той степени, что невозможно этого осознать и уж тем более доказать.