Пой, даже если не знаешь слов - стр. 45
– Привет, – сказала она своим всегдашним тонким голоском.
– Привет, – сказала я, взяла ее за руку, и мы шагнули в ванну.
Привыкнув к горячей воде, мы погружались все глубже, и вот пена оказалась у нас почти над головой.
– Эдит!
Эдит вошла и подобрала с пола мою пижаму, трусы и носки.
– Отстирывать даже не собираюсь. Долой это все!
Лишь когда я вылезла из ванны, мне пришло в голову, что надеть нечего, но Эдит отказывалась извлечь из мусорного ведра мою одежду в пятнах крови и мочи. Она порылась в огромном комоде и нашла маленькую футболку.
– Держи. Должно подойти.
Футболка комически повисла на моем тощем тельце.
– Она мне велика.
– Спать – в самый раз. Представь себе, что это ночная рубашка.
– А трусы?
– Трусы? Пфф. Кто же спит в трусах? Лично я склонна обходиться без ничего.
– А одежда для Кэт? – не отставала я.
– А не придумать ли “Новое платье короля” наоборот и вообразить Кэт одетой?
Я поразмыслила.
– Ладно.
– Отлично! Я рада, что мы решили эту небольшую проблему. А теперь бегом в кровать. Я согрею для тебя молоко.
Я подождала, пока Эдит выйдет, и, вместо того чтобы лечь в постель, принялась бродить по ее спальне.
Здесь не оказалось принцессочной кровати под балдахином, как я всегда воображала, но комната все же выглядела очень женственной. Широченная двуспальная кровать с пышной резьбой в изголовье стояла напротив окна. Стены были голыми, если не считать двух заключенных в рамы живописных портретов Элвиса (кумира, а не попугая), оба в черно-белой гамме. Огромный туалетный стол занимал все пространство перед окном, сквозь которое проникало вечернее солнце, его лучи просачивались через белый тюль, чуть шевелившийся от легкого ветерка. Столешницу покрывало тонкое стекло, защищая дерево от десятков коробочек, выстроившихся шеренгами, словно армия красоты. Я никогда не видела столько всего: лаки для ногтей, патрончики губной помады, карандаши, румяна и тени, все аккуратно вставлено в специальные отделения.
Я наугад выдвинула один из ящиков и стала изучать содержимое. Ящик заполняли ровнехонько расставленные флакончики с духами, лосьонами и прочими разноцветными жидкостями, аромат которых поднимался вверх, словно благоуханные призраки. Исследование другого ящика выявило щетки для волос, бигуди и шпильки, и я провела пальцами по их острым зубцам; мне нравилось щекотное ощущение, но потом оно напомнило мне об отцовских усах, и я отдернула руку.
У матери никогда не было туалетного столика, она держала всю свою косметику в шкафчике в ванной, и я была зачарована алхимическими снадобьями и эликсирами, которые Эдит поставила на службу своей красоте. Эдит была не такой миловидной, как мать. У мамы черты были помягче, тогда как лицо Эдит казалось скорее угловатым, более вытянутым, с резкими чертами. Волосы, которые она обычно зачесывала назад, были того яркого оттенка, который она называла огненно-рыжий, а красилась она всегда с величайшим тщанием. Эдит была и творцом, и творением, а ее комната – мастерской.