Пой, даже если не знаешь слов - стр. 39

– Я подвел тебя, sissi. – В голосе Андиля звучит боль. – Я обещал присматривать за твоей дочерью, защищать ее – и подвел тебя. – Голос у него прерывается. – Если с ней что-нибудь случилось, я никогда себя не прощу.

17 июня 1976 года

Боксбург, Йоханнесбург, Южная Африка

Однажды, когда мне было шесть лет, я шпионила за взрослыми и подслушала разговор, который был не для моих ушей. Тогда-то, в минуту моего стыда, и родилась Кэт, моя сестра-близнец.

Я знала, что она плод моего воображения. На самом деле я не видела ее, она вовсе не была галлюцинацией. Напротив, чтобы вызвать ее к жизни, мне понадобилось немало времени, практики и усилий.

Поначалу для поддержания ее жизни требовались зеркала. Кэт, мое отражение, жила в зеркалах, ограниченная стеклом. Я подходила к зеркалу, обнаруживала ее, и мы вели долгие беседы, которые обрывались, стоило мне отвернуться. Но вскоре годилась уже любая отражающая поверхность. Если я ловила промельк себя в окне, луже или на свеженатертом деревянном полу – тут же появлялась Кэт. Она вышла из зеркала и последовала за мной в мир.

Поначалу родители подыгрывали мне. Отец говорил, что это признак творческого ума и что он сам в детстве разговаривал со своей собакой.

– Как здорово, что рядом две такие мордашки, – сказал он как-то, хватая меня за нос. – Ты знаешь, как я люблю твои веснушки.

В тот день у Кэт чудесным образом появился цвет лица – ни одной веснушки. Любимым лицом отца было мое, а лицо Кэт стало чистым листом.

Поведение каждой из нас определялось поведением другой: когда мне хотелось плакать, слезы проливала Кэт; когда мне требовалось быть храброй, Кэт становилась трусишкой; когда я делала что-нибудь не так, Кэт принимала вину на себя. Вскоре скучная Кэт надоела моим родителям и я стала любимицей. Невозможно быть самым любимым ребенком, если ты единственная в семье, так что Кэт всегда выполняла свое назначение, как выполнила бы его и сейчас в полицейском участке, если бы Эдит ей позволила.

– Робс, Кэт не существует! – выкрикнула Эдит. Она встряхнула меня, словно надеялась таким путем втрясти в меня немного здравого смысла. – Почему ты до сих пор делаешь вид, что она есть?

Вопрос был хороший, но не из тех, на которые я могла ответить – ни тогда, ни уж точно много лет спустя, когда я поняла наконец, насколько меня изломало стремление стать любимой. Пытаясь угодить родителям в их ожиданиях, я разобрала себя на части, чтобы изъять те, что считались неприемлемыми. Я отсекла их – гангренозные, нелюбимые аспекты моей личности – и, подобно Франкенштейну, сотворила чудовище.