Повседневная жизнь советских писателей от оттепели до перестройки - стр. 35
Никого не забыли – с «гневом и возмущением» Солженицына осуждали доярки и сталевары, ткачихи и горняки, академики и режиссеры, артисты и художники. Но где же они взяли «Архипелаг ГУЛаг», после прочтения которого их сердца «переполнились»? В магазине, что ли, купили? «Я Солженицына не читал, но осуждаю…» – формула очень удобная.
«Литературная газета», ведомая Героем Социалистического Труда Александром Чаковским, выступила громко и «с душой», отметившись запоминающимися серийными публикациями «Отпор литературному власовцу» и «Конец литературного власовца». Под этими заголовками публиковались отклики «писательской общественности», из которых можно было бы составить отдельный сборник, читать который никому не посоветую, – столько в нем злобы и ненависти. Здесь и Олесь Гончар («Кощунство»), и Анатолий Ананьев («Растленная душонка»), и Виль Липатов («Мы отвечаем презрением»), и Ануарбек Алимжанов («Народ проклянёт»), и Петрусь Бровка («Лишь бы очернить») и многие другие советские писатели. Кого-то должность обязывала, а иные и сами спешили отметиться, то ли в страхе, то ли в ожидании поблажек. И потому Юрий Трифонов и подобные ему смелые литераторы на фоне этого шабаша выглядят особенно хорошо и достойно.
Нетрудно догадаться, кто именно имелся в виду под «литературным власовцем» – лауреат Нобелевской премии Александр Солженицын. В чем только его не обвиняли, – даже в «продаже Родины», в связи с чем вспомнилась фраза одного из героев фильма Эльдара Рязанова «Гараж»: «Попрошу факт продажи Родины зафиксировать в протоколе!» Картина 1979 года отчасти напоминает и погромные собрания Союза писателей – там ведь тоже исключали… Можно по-разному относиться к Солженицыну, некоторые до сих пор не могут принять ни личности писателя, ни его творчества. Нельзя не подивиться другому обстоятельству – огромная страна, занимающая одну шестую части суши, имеющая одну из самых больших армий в мире, вооруженная атомными бомбами, объявила войну одному-единственному человеку будто Наполеону с его армией «двунадесять языков», Чингисхану с его ордой или враждебно настроенному блоку НАТО. А человек этот – всего лишь писатель, фронтовик, жертва политических репрессий, имеющий свое мнение, пусть и не совпадающее с официальным.
У некоторых советских людей с хорошей памятью, прочитавших эту газету с соответствующими публикациями, могло сложиться впечатление, что началась вторая серия 37-го года. Судите сами: 26 января 1937 года та же «Литературная газета» вышла с передовой статьей «Нет пощады изменникам!», требующей расстрела участников «параллельного троцкистского центра». Меня в этом газетном номере особенно поразило то, что рядом с передовицей на первой же полосе напечатана статья «Неизвестные материалы о Пушкине». Иными словами, столетие гибели Александра Сергеевича Пушкина и процесс над врагами народа подаются как равнозначные информационные поводы, приучая читателей к обыденности происходящего. А еще к какой-то особой извращенной логике: вот убитый Пушкин, а вот убийцы…