Повреждение нравов в России. Письмо правителям и вельможам - стр. 10

Поскольку, кроме обыкновенного порока медленности, общего всем республикам, никакое государственное таинство скрываться не может, быв сообщаемо всему народу: издержки, весьма нужные и необходимые для государства, бывают не соблюдены для того, что народ не хочет новые наклады на себя наложить; люди справедливого обычая и неприятели лести не только презрены остаются, но и гонение претерпевают; вместо (того) люди лукавые, пронырливые, которые за правило их поступка принимают не добродетель и справедливость, но собственный прибыток, как Сулла, Цезарь, Август, Альцибиад, Периклес и другие, суть почтены и любимы.

Тщетно несправедливо обвиняемый человек, надеясь на свою добродетель и справедливость, мнит избежать казни; довольно ему иметь двух смутных неприятелей, дабы осужденным быть, а преступник не теряет надежды с помощью хорошего ритора, который приятным очарованием своего красноречия умеет разжалобить народ и затмить законы, быть оправданным сим смутным собранием.

Любовь народа непостояннее ненависти: они без всякого зазрения совести казнят того, который за несколько дней перед тем был избавителем отечества почитаем.

Я не знаю, можно ли про справедливости самовластие именем правления именовать, поскольку сие есть мучительство, в котором нет иных законов и иных правил, кроме безумных своенравий деспота.

В самовластном правлении народ является как бы сделанным для государя. И действительно, какие законы могут быть полезны для такого народа? Я уже не упоминаю о дарованиях счастья, но и самую жизнь имеет только до тех пор, пока угодно деспоту дозволить ему оной пользоваться – и навсегда народ лишен величайшего дара природы, то есть вольности.

Возможет ли что ужаснее, как видеть миллионы людей, сравненных со скотами, которые работают лишь для одного человека и для его визиря и фаворита, который, быв рожден в неволе, достиг до милости государя лишь через мерзкую лесть и подлость – и он требует, чтобы другие ему подобное же почтение воздавали и делали для него то же, что он.

Таким образом, под сим правлением народ стонет в неволе, воин старается более угодить, нежели нести свою службу, судья продает правосудие, духовного чина человек вместо наставлений лишь панегирики сочиняет; торговля ослабевает, науки, сии украшения разума, не имея вольности мыслить, бегут от сих мест.

Поскольку ничто более действия не имеет над правами человеческими, как воспитание, и так как воспитание разное по разным родам правления, – постольку под всяким правлением народ имеет особливые нравы, более или менее сходственные с законами государства.