Поворотные времена. Часть 1 - стр. 4

ней происходит, а что значит, что она вообще происходит, есть), или историчность (а не «естественность», пусть и «сверх-») бытия, обнаруживается в поворотные времена. Тут обнаруживается, как ворочается само бытие, оборачиваясь разными гранями, лицами, веками, мирообразующими смыслами, как оно не вмещается в собственный мир – вечный универсум, которым бытие каждый раз открывается и становится быть. Вечность бытия оказывается подвижней ее подвижных образов. Только отсюда и время, вращающееся на месте, и утекающее время обретают смысл исторических, а историчность бытия раскрывается как коренной парадокс человеческого бытия.

Предварительно парадокс этот можно сформулировать следующим образом: как бытие – имеющее сбыться каждый раз все разом и навсегда – оно останавливает время, ритмически «снимает», априорно «понимает», объемлет «вечностью». Ho как событие, несущее в себе свое начало-начинание, как опыт «пытания бытия» оно, человеческое бытие, восстанавливает время, т. е. то же самое бытие, поскольку оно не совпадает с самим собой, ставшим быть вечным на время миром.

Происходящее бытие, бытие-событие, как сказал бы М. Хайдеггер (чья темпоральная онтология тут, конечно, имеется в виду), временит, медлит, временно задерживается на месте (становится быть, останавливается на побывку миром). Задержка, остановка по-гречески έποχή – эпоха. Историческое бытие происходит эпохами, каждая из которых заключает в себе и раскрывает особый, но целостный – эпохальный – смысл самого бытия (не вмещающегося в эти эпохальные и мировые смыслы). Вместо «следовательно» мы часто говорим «стало быть»: следствия, связи, архитектоника понимания, «логос» мира определяются тем, как стало быть. Эпохальный смысл самого бытия обладает и могуществом самого бытия, он сбывается сущим – «естественным» или «божественным» – истинным – миром, в котором можно понимать (разбираться) или не понимать.

Эпохальный, архитектонический смысл не придан миру домыслами людей, а, напротив, всегда уже предпослан любому домыслу и предопределяет возможные ходы мысли. Дело человека было бы поэтому с самого начала закрыто, если бы божественное «естество» мира не было смысловым, если бы оно не уходило корнями своего божественно-естественного бытия в стихию осмысляющей и понимающей мысли. Касательство этой стихии затрагивает прежде всего априорные начала само-собой-разумеемости, смысл «естественности» естественного (или божественного) света, в котором мир оказывается всегда уже понятым.

Затрагивается априорно (заранее) понимающее устройство человека. Затронутый таким образом ум трогается с места. Чем глубже человек вдумывается в априорную онтологику эпохального ума, тем бесповоротней он с него сходит. Он допускает (пусть, чтобы отвергнуть) до сих пор недопустимое, усматривает мыслимость немыслимого, пара-доксального; его пониманию, вниманию, восприятию – всему существу – открывается