Повезло. 80 терапевтических рассказов о любви, семье и пути к самому себе - стр. 29

– Ма-а-ам! – испуганно кричит Гордей в сторону кухни, не спуская с меня глаз. – Ма-а-ам!

Зинаида Макаровна входит в комнату и, обиженно полоснув по мне взглядом, говорит:

– Я сейчас уйду, мне в сберкассу надо.

– Мам, она от отца. Лазутчица.

Зинаида Макаровна ошарашенно переводит на меня взгляд.

– Вы от Павла?

– От Павла Ивановича.

– Она психолог, мам. Пришла меня лечить.

– Я не психолог, Гордей Павлович. Я не говорила так. В данном случае я диагност. Ваш отец заплатил мне, чтобы я пришла и была собой. Я потрошитель иллюзий. Но иногда это очень полезно. Он переживает за вас.

Гордей встал с табуретки, и мне, сидящей, его 180 показались всеми 200.

– Мой отец – вор! – почти по слогам произнес Гордей. – Он чиновник. Берет взятки. Ворует у государства!

– Жалко, что ты так не умеешь, да? – Я откинулась на стуле.

– Что не умею? Воровать? Да, я так никогда не сделаю!

– Гордей, верю. Чтобы брать взятки, надо быть рисковым, гибким и азартным. Нужно уметь быть в команде. Нужно договориться со всеми вокруг о молчании, включая собственную совесть.

– Вот-вот, совесть! – Гордей поднимает вверх указательный палец.

– Ты работаешь в компании по производству канцтоваров, да? – спрашиваю я, резко встаю и подхожу к письменному столу. На нем лежат три стопки бумаги в упаковках, россыпь ручек, маркеры, новенький степлер. – Гордей, ты купил этот степлер?

– Купил. – У пунцового Гордея раздуваются брови.

– Ты врешь. Это очевидно. Ты его украл. Вынес с работы. Легко договорился со своей совестью. «Раз вы мне платите грамотками, я вам – «честностью», – подумал ты. Ты вор, Гордей, как и твой отец. Только он ворует на государственном уровне, а ты – на уровне скрепок.

– Ты меня в чем-то обвиняешь?

– Боже упаси, Гордей! Я не из прокуратуры. Ловить преступников не моя специализация. Я пришла разоблачить тебя, но для тебя же самого. Для твоей же пользы.

– Уходи.

– Отец хотел выдернуть тебя из этой вязкой маминой заботы. И, уходя от нее, от мамы, позвал тебя с собой. Сколько тебе было, 25? Когда ты укрылся с мамой одной обидой на отца и свою слабость замаскировал совестью. Конечно, так проще. И сидишь, ждешь, что кто-то оценит. А ценителей все нет. Вон мама только. Но мама не считается. У нее работа такая – любить тебя безусловно. И в компании, Гордей, в которой ты работаешь, женщины-коллеги видят тебя насквозь. Зачем им сорокалетний зануда со скрепками? Ты даже в любовники не годишься. Любовник, он же не только секс, он вдохновение и подарки. А ты что? Степлер и «встречаются немец, поляк и русский»?

Спустя десять минут за мной обиженно закрывается дверь. Слишком быстро закрывается, чтобы это можно было назвать «сама ушла». Меня выгнали.