Повести древних лет. Хроники IX века в четырех книгах, одиннадцати частях - стр. 20
Нурманны думают о богатстве Города, об отличных мастерах, которые все умеют, которые во всем сильны: в кузнечных, литейных, ткацких, деревянных, костяных, гончарных и во всех прочих делах.
Нурманны смотрят на широкое, бескрайное озеро-море, на многоводную реку, на возделанные поля, на стада скота. Внимательно разглядывают городской тын. Сильный Город.
Нурманны неудержимо тянутся к богатым местам и смотрят на них взором господина и грабителя разом.
Одинец уже третий день сидел на лесной поляне под двумя сросшимися соснами. Не хуже, чем цепь прикованного к столбу дворового медведя, держала парня рана в бедре. Он не мог ступить на ногу. Бедро раздулось, и там, где застряло железо от нурманнской стрелы, поднялась шишка величиной с кулак.
Он не был голоден. Ему удалось сбить еще одного борового петуха – глухаря, но он и первого не доел. Одинцу было трудно и больно шевелиться, но все же он ходил на край поляны и добыл в песке хороший огненный камень – кремень. С березы он содрал бересты, а с липы – луба, сплел туески и замочил в воде. Вот и ведерки. В них можно было бы и пищу сварить, но Одинец испек своих глухарей в золе, а в туесках припас под рукой воды. Его мучила жажда.
В Новгороде разные болезни и раны врачевали колдуны – арбуи. Они знали наговорные слова, а на шеи больным навешивали в ладанках-наузах тайные травы и косточки. Кроме арбуев, людям помогали знахари. Эти умели складывать сломанные кости в щепу и лубки, чтобы они срастались. Открытые раны знахари промывали настоями хороших трав и заливали чистым топленым жиром. Знахари не арбуи, они своего умельства не держали в тайне. И Одинец знал, что ему следует ждать, пока нарыв созреет.
Последнюю ночь рана не дала спать. Он истомился, пожелтел, ослабел. Зато шишка вздулась острием и на ощупь сделалась мягче.
Парень наточил нож об огниво, направил на полé кожаного кафтана. Попробовал ногтем – остер.
Он уселся поудобнее, нацелился и разрезал нарыв вдоль. Разрезал – и белого света не взвидел. В глазах стало темно, и, не будь за спиной сосны, он повалился бы навзничь.
Опомнившись, он обеими руками надавил шишку, и из раны еще сильнее хлынуло. Боль стала еще злее. Он стиснул зубы. Не чувствуя, как по лбу течет пот, он залез пальцами в рану, достал до железа, впился ногтями и потянул.
Точно живую кость сам из себя тащил. От боли и от злости завыл, но тащил:
– Врешь! Я тебя дойду!
И железо – в руке. Сразу сделалось легко и боли почти нет. Промыл рану холодной водой. Как хорошо…
Ему так захотелось есть, будто бы он век ничего не ел. Доел остатки первого глухаря, прикончил второго. Сгрыз все кости, запивая водой из туеска.