Повесть о страннике российском - стр. 15
Наконец умелец российский, простой мужик-кузнец, все-таки придумал способ, доселе небывалый. Прокладывал он по земле деревянные лотки и по ним катил скалу на литых из меди шарах [5].
Для передвижки скалы согнаны были к месту работ, в Лахту, сотни и сотни окрестных крестьян и «работных людей» – фабричных. Одни ладили дорогу под лотки, другие, опутав скалу канатами, толкали и волокли ее к морю. Тяжело катились по лотками медные шары, медленно двигался на шарах помост с камнем. Доставили скалу сперва до морского берега, потом – водой к Питер-граду. Везли ее по заливу на связанных между собою баржах, поверх которых настлан был бревенчатый помост для камня. Так проплыл камень морем к берегу Невы-реки, где его в конце концов выгрузили и при помощи лебедок благополучно втащили на площадь.
И будет сей величественный утес знаменовать крутизною своею те великие трудности, кои преодолел царь Петр в делах преобразования России! Так пояснили Василию мастеровые люди и еще рассказали, что есть в Петербурге дом такой, кунсткамерой называется, где можно взглянуть на самого покойного царя Петра будто бы на живого. И не так далек до нее путь: через мост, а там по набережной.
Пришел Василий, увидел здание каменное с красивой башней, которая летом могла отражаться прямо в невских струях. Перед зданием – вмерзшая в невский лед деревянная пристань на сваях, верно для увеселительных лодок. Постоял Василий в нерешимости, на Неву полюбовался. Река – шириною с Волгу, только берега здесь низкие и от размыва камнем облицованы. Но во льду тоже проруби видны, и около них те же рыболовы с ноги на ногу переминаются, как в Нижнем.
Не сразу решился Василий войти в кунсткамеру, а как вошел, то подивился: да как же это его, простолюдина неученого, в эдакое место знаменитое, царское пустили? Видел он диковинные вещи – и рыб морских, и разных гадов, и зверей редкостных, и монеты иноземные в превеликом множестве, но более всего запомнил царский кабинет. И порог-то переступить – не сразу отважишься. А переступивши, Василий назад было попятился, чуть-чуть кому-то носки сапог не отдавил, даже мурашки по спине побежали, потому что в кабинете сидел – сам! Мундир на нем военный, лицо задумчивое, усы черные, топорщатся. Круглые очи в одну точку уставлены, словно в задумчивости. А на столе рядом – чертежный циркуль и корабельный рисунок.
И здесь-то, в сем заповедном месте, но только в другой зале, где по стенам висело много чертежей корабельных, а на особой подставке красовалась модель галеры, услышал Василий ненароком чужой разговор, касающийся морской службы.