Повесть о Предславе - стр. 7
По воскресным дням мамка Алёна водила Предславу в церковь Святого Николая – одно-единственное в городке здание, выложенное из серого камня. Предславу восхищали яркие краски икон, праздничные ризы священников, золотые оклады, потиры[49] и кресты. А ещё ей нравился этот новый Бог, взирающий на неё с высоты, из-под купола. В тёмных глазах Христа она находила участие и утешение, а ещё какую-то глубокую, непонятную ей покуда скорбь.
Мать девочка видела редко, тем более что опальная княгиня всю последнюю зиму хворала и редко появлялась на людях.
На исходе весны, когда схлынул на Свислочи бурный паводок, прекратились унылые дожди, а солнышко с каждым днём пригревало всё сильней, пришла в Изяславль беда.
Маленькая княжна поначалу не поняла, почему Алёна и Ферапонт, хмуро переглядываясь, велели челядинкам облачить её в чёрное платье. Алёна роняла слёзы, вытирала платком глаза, с жалостью смотрела на неё, потом вдруг тихо вымолвила:
– Матушка твоя умерла, Предславушка. Пойдём сей же час в покои верхние, простишься с ею.
Она повела ошарашенную, вмиг посерьёзневшую княжну по узкой винтовой лестнице в теремную башню.
В большой палате со стрельчатыми слюдяными окнами стоял запах лекарственных трав и ладана. Мать с бледным восковым лицом, похудевшая, вытянувшаяся, в убрусе, который надевала, когда приезжал отец, лежала в гробу, завёрнутая в белый саван. У изголовья её застыл, в скорбном молчании опустив голову, Изяслав. По обе стороны от гроба стояли монахи в чёрных одеждах. Читались заупокойные молитвы, горели свечи. Наверху за стеной плотники разбирали, по славянскому обычаю, крышу терема. Слышался скрип ломаемых и отдираемых досок, стук, приглушённый говор.
Предслава опустилась на колени и горько зарыдала. На всю жизнь врежется в её память этот обитый багряной материей гроб, безжизненное лицо княгини Рогнеды и слёзы Алёны. И ещё – монахи в чёрных куколях[50], со свечами в руках. И заунывное песнопение, а после – жуткая, пронизывающая всё существо тишина.
Гроб подняли, вынесли через крышу, погрузили на возок, запряжённый двумя огромными волами.
Кто-то из челядинов шепнул:
– А легка княгиня. Яко пушинка.
Потом была служба в церкви, был крутой яр над берегом Свислочи и сильный ветер, качающий белоствольные берёзки. Обитый багрянцем гроб поместили в глубокую яму, засыпали землёй, а на холме установили большой каменный крест с затейливой резьбой. И снова слёзы застилали шестилетней Предславе глаза. Не выдержав, она закрыла руками лицо и расплакалась. Мамка принялась утешать её, что-то шёпотом говорила об отце, о стольном Киеве, о долгой дороге, которая-де отвлечёт крохотную княжну от тяжких и совсем не детских дум.