Повесть о несбывшейся любви - стр. 29
– Значит, ты плохо понимаешь?
– Плохо, видно, сынок.
– А я хорошо, – сказал мальчишка, помолчав.
– Ну? – Демидов даже привстал на кровати, поглядел в ту сторону, где лежал сын, будто и в самом деле Гринька мог сообщить ему что-то необыкновенное, какое-то великое откровение, которое он искал всю жизнь и никак до сих пор не мог найти.
– Их надо, папа, один на один с землей оставлять и никогда-никогда не помогать им.
– Что-что? – Демидов сел на постели.
Сквозь мрак он не видел сына, слышал лишь, что и Гринька поднялся с подушки.
– Я ведь тоже думал, пап, что земля, наверное, живая и добрая к тому, кто ее любит, кто понимает и умеет с ней обходиться, – сказал Гринька почему-то со вздохом. – И ягодкой в лесу угостит, и с ручейка напоит…
– Ну?..
– А вот ты помнишь – мы еще в сторожке жили – браконьерщик один лося застрелил?
– Как же… Я сколько за ним гнался тогда, за паразитом, по тайге, пока на берег Оби не выгнал.
– Ну да. Он еще стрелял в тебя.
– Стрелял, сынок. Не попал только, торопился шибко.
– Я знаю, ты рассказывал. А потом, как выскочил на берег, чтобы в лодке уплыть, – ногу в каменной расселине завязил и сломал.
– Так… Так что?
– А то… Добрых людей она любит, а нехороших и сама наказывать умеет. Земля – она с ним и рассчиталась, раз он подлец. И надо было его там и оставить, пущай бы… – сурово проговорил Гринька. – А ты его… на его же лодке в больницу отвез.
– Так… Так, так, – опять трижды произнес Демидов глухо и неодобрительно.
– А чего же с ними, раз они… – воскликнул горячо Гринька. – Он же еще и в тебя стрелял, не только в лося. А ты ведь не животное, а человек.
Что было ответить на это сыну? А отвечать надо, Демидов это чувствовал и понимал.
– Ты вроде, с одной стороны, и прав, Гринька… – Демидов взбил подушку. – А с другой, выходит, и нет. Сердце-то у меня есть али что вместо него? Он, верно, мошенник, тот мужик… Да ведь и человек же, какой ни на есть. Подыхать, что ли, его оставлять было?
– А он бы тебя повез в больницу, коли б ранил?
– Да… С одного боку-то, говорю, правильно ты. А с другого…
– С одного, с другого… По справедливости надо действовать, – не сдавался Гринька.
– Справедливость… Это тоже, сынок, штука мудреная, много сторон имеет. Каждый ее по-своему, видно, понимает.
– Чего – по-своему? Есть же самая справедливая справедливость?
– А вот вырастешь – поймешь: есть ли, нету ли… Ты лучше меня поймешь. А теперь спи, спи, допросчик этакий.
Последние слова Демидов произнес сердито. Сердился он на самого себя, понимая, что не объяснил, не смог объяснить сыну чего-то очень важного и нужного для него.