Повесть о «царском друге». Распутин - стр. 4

Прозорливый старец, как называли его в царских кругах знати и светского общества, которому на тот момент, несмотря на обросшее его лицо, было более лишь 45 лет. По своим меркам жизнедеятельности он ощущал себя юношей. Но у «юноши» этого было много опыта за плечами. Который и толкал его, словно наружу из некоего бытия, который его обременял и сжимал, как ощущал на своей родине Григорий Ефимович Распутин, сын крестьянина Новых по кличке «распутин»3, лучшего косаря Покровского села.

Но в эти года всевластный, казалось, он и вседозволенный «старец», как называли его в свете, не имел Распутин Григорий внутри себя полного упокоения домашнего очага и приюта, который он принимал на съёмной квартире, на Гороховой, 64. Это небольшая комната, схожая с подвальной кельей, находилась на углу дома. Принимая женщин, отчасти распускаясь, проводить такие приёмы в свете, как ни желалось бы ему, он не мог по статусу, собирая гостей в квартире, и иметь с ними лично что-то, кроме общений. Отчего у которого, если не у каждого горожанина она была на слуху. Единственное его упоение было – это углубиться в алкоголь и отлежаться, отстранив тем самым навязчивых посетителей – тем, что не в здравии, что было правдой, считая выпивку за недуг, а лгать Григорий Ефимович не то что не мог – не желал.

Праздничный день по поводу юбилея Феликса Сумарокова-Эльстона был обозначен лампадами проведённого в доме внедрения цивилизации электричества – освещением ламп накаливания. В сознании человек, сидевших за столом, кроме развлечений, принимая увлечения к самоанализу, кто более увлечённые прагматизмом, тем являл для себя новым прагматизмом бытия, как и развлечения в новом Санкт-Петербурге4 того времени, Распутин. Ярый противник всего новоявленного и желающий этим поделиться с друзьями.

За столом были богатые закуски, вина, настойки. Что влияли на «царского друга», располагая к фривольности.

– Кто бы мог подумать, Россия! – с возмущением сетовал гость.

Время близилось к полуночи. Распутин был изрядно выпивший.

– Страна немытых и рабов крестьянам отдана! Кто бы мог подумать!

– О чём вы, Григорий Ефимович? – спросил его сосед за столом напротив.

Тут Григорий Ефимович расширил взгляд. Слова ярости от недопонимания овладели им.

– О том! Мой дорогой друг, что земли и пашни, и реки скоро заполнятся кровью, на пастбищах пойдёт и полянах чуждая нам техника! Колосья хлебов будут гореть и полыхать! Народ взбунтуется от голода, наша пища превратится в ржаной затвердевший хлеб!

Тут кто-то едва слышно промолвил, сетуя своей жене: