Повелитель и пешка - стр. 77
– Один троих?
Рядом тихо свистнул ехидный Родька, у которого в голове тоже никак не укладывалось, что тощий как смерть, вечно хмурый молчун Лекса вот так, за здорово живешь отметелил братьев Шатунов, первых драчунов на деревне.
– Да он увертливый, гад, никак его не ухватишь, – проворчал средний брат.
– Он, небось, вообще заговоренный, – встрял младший, – бьешь его, а он как деревянный, даже не шатается. Во, все костяшки отшиб!
«Сначала заговоренный, потом колдун, потом убивать начнут», – мрачно подумал Обр.
– Слышь, Жила, – как можно убедительней сказал он, – я всего-то по улице шел. Откуда мне знать, что мимо их дома даже ходить нельзя.
– Ходить можно, – заметил Устин, подумал и добавил: – Только осторожно.
– Это у нас Мокша, Рокша и Векша, – разъяснил Жила, – а папаша их Шатун прозывается. Полесуют они. В море не ходят. Охотой промышляют. Так ты их побил или нет?
– Побил, – сознался Обр, – знать не знаю, чего они на меня набросились. Я ж говорю, шел по улице, никого не трогал…
– Куда шел-то? – с невинным видом поинтересовался Родька.
– Куда надо было, туда и шел.
– Побил, значит, – протянул Жила. – А как?
– Как-как, – удивился Хорт, – руками. Ну, это… ногой добавил немного.
– Да ты не таись, – с ласковой убедительностью склонился к нему Жила, – ежели у тебя и вправду кулак заговоренный, так в этом зазорного нет. Это дело хорошее.
Обр поглядел на свою правую руку, пошевелил пальцами. Вот угораздило. Теперь эти Шатуны проходу не дадут. Не успокоятся, пока по уши в землю не вгонят. А ведь он тут жить собирался.
– Обычный у меня кулак, – вздохнул он. – Слышь, мужики, вы на меня зла не держите. Если, скажем, по-честному драться или на поясах тягаться, вы меня в два счета одолели бы. Любой из вас, даже самый младший.
Младший, Векша, приосанился. Братья хмыкнули, переглянулись, и Обр понял, что попал в точку. С девками он, может, разговаривать и не умел, но как дурить головы парням, знал до тонкости. Шесть родных братьев, не считая двоюродных, кому хошь ума вложат.
– Тут вот какое дело, – начал он, – у нас в деревне каторжный жил. Срок ему вышел, отпустили его. Родни у него не осталось, так он на родину не пошел, к нам прибился, и я… того… перенял у него кое-что. А там, на каторге, сами знаете: или ты их, или они тебя. Короче, я по-честному не умею. И вполсилы не умею тоже. Он меня не драться, он меня убивать учил. Попадись мне под руку нож или сук покрепче, точно кого-то не досчитались бы. Я, мужики, не хвастаюсь. Правда это.
Есть, есть польза от чистой правды!
– Да мы верим, – уважительно прогудел Жила, – как не верить, когда они все в песке и за бока держатся, а ты свеженький, как снеток