Повелитель драконов - стр. 32

Он с восхищением покосился на Лунга.

– Мой дед по матери, – сказал Графит, – еще ездил верхом на драконе. Дракон вынюхивал для него золото и серебро, кварц, аквамарин, и горный хрусталь, и яшму, и малахит… – Гном закатил глаза от восторга.

– Ну, раз так, – Серношерстка пожала плечами, – я попрошу дракона, когда он проснется, помочь вам. Но только в том случае, если вы покажете мне по-настоящему хорошее место.

– Ладно, пошли! – Гномы потянули Серношерстку за собой туда, где гора круто обрывалась к долине.

С привычной ловкостью они споро стали спускаться почти по отвесной стене. Серношерстка испуганно отпрянула.

– Что, туда вниз? – спросила она. – Ни за что! Я иногда не прочь полазать по холмам, когда они округлые и мягкие, как кошачья спинка, но это… Нет уж! Знаете, ребята, вы сбегайте лучше сами, принесите мне что-нибудь. А я подожду здесь и позову вас, когда дракон проснется. Договорились?

– Как хочешь, – откликнулся Графит, исчезая внизу. – Только позови обязательно.

– Даю слово. – Серношерстка поглядела вслед гномам и покачала головой. – Надеюсь, они знают, что любят кобольды, – пробормотала она и заступила на вахту.

К сожалению, она не заметила, что самый толстый из гномов, Галькобород, незаметно отделился от остальных и исчез за ветвями старой ели.

Гномы были правы.

Замок, неподалеку от которого приземлился Лунг, был мрачным местом и намного опаснее для дракона, чем для горных гномов. Гномы интересовали обитателя замка не более чем мухи или пауки. Зато дракона он поджидал уже сто пятьдесят лет.

Стены замка давно размыло дождем, башни обрушились, лестницы заросли чертополохом и терновником. Но это не смущало его обитателя. Панцирь надежно защищал его от дождя, ветра и холода. Крапивник, он же Золотой, сидел глубоко под землей во влажном сводчатом подвале и тосковал по тем прекрасным временам, когда в крыше замка еще не было дыр, а сам он выходил на охоту, гоняясь за единственной дичью, которая могла его порадовать, – за драконами.

Панцирь Крапивника и сейчас сиял, как чистое золото. Когти его могли резать лучше осколков стекла, зубы остры, а сила – больше, чем у любого другого живого существа. Но он скучал. Скука томила его. Она доводила его до озверения, до бешенства, до того, что он становился кусачим, как цепная собака. Потому-то он давно уже пожрал большинство своих слуг.

При нем оставался всего один – крошечное, тощее, как спица, существо по имени Мухоножка. День за днем он полировал панцирь Крапивника, стирал пыль с зубцов его гребня, чистил ему сверкающие зубы и точил когти. День за днем, с восхода до заката, проводил он за этим занятием, пока золотой дракон лежал в своем осыпающемся замке и ждал, чтобы один из его бесчисленных шпионов принес наконец долгожданную весть – весть о последних драконах, на которых он мог бы возобновить охоту.