Потусторонняя одиссея - стр. 22
Получив необходимые указания относительно своих дальнейших обязанностей, Павел отправился в дежурную часть, забрал оттуда несостоявшегося бандита и повел его в свой кабинет, чтобы продолжить общение в более привычной для этого обстановке. Наконец они остались вдвоем, а внутренняя и наружная двери были плотно закрыты, образовав между собой небольшой коридорчик. Такая предосторожность в помещениях оперативных сотрудников отнюдь не являлась лишней, исключая для посторонних возможность подслушивать то, что происходит внутри. Первым делом сыщик пристегнул своего подследственного наручником к небольшому металлическому кольцу, выпирающему из кирпичной стены. Это было специальное устройство, ограничивающее подвижность задержанных. Как нетрудно себе представить, теперь оперативник получил необходимое ему преимущество и, осознавая это, уселся за стол, открыл протокол допроса (пока что свидетеля) и принялся делать аккуратные записи.
Преступник в этот момент сидел на одном месте, безвольным взглядом смотря себе под ноги, одновременно дрожа и съежившись так, будто на улице стояло не жаркое лето, а, как минимум, поздняя осень. Горячев размашистым почерком занес в документ анкетные данные этого отвратительного субъекта, после чего решил познакомиться с ним поближе и встал для этого со своего рабочего места. Совершенно не зная никаких подробностей происшедшего, но из общих фраз, поведанных на утреннем совещании, все же предполагая, что произошло нечто неописуемое и ужасное, причем с непосредственным участием этого человека, полицейский наметил себе целью – из первых уст разузнать все в мельчайших подробностях, осуществляя допрос по возможности быстро. Итак, чтобы расположить врага к откровенной беседе, – поскольку на нем уже имелись телесные повреждения и опасаться на этот счет было нечего – оперативник, с помощью своей физической силы и боевых приемов борьбы, безбоязненно решил заручиться полным и беспрекословным «доверием» бывшего заключенного, а ныне опаснейшего преступника. Не торопясь замотав себе обе руки шерстяными шарфами, он принялся безжалостно избивать предполагаемого убийцу. Ему удалось нанести не менее тридцати ударов по различным частям тела Кентюрина, прежде чем тот застонал от боли, с определенной настойчивостью напоминая, что ничего человеческое ему не чуждо, что он более или менее начал осознавать окружающую его обстановку и готов сотрудничать с правоохранительными структурами.
Павел, для верности нанеся еще пару – тройку болезненных тумаков, закончил молотить недруга кулаками и удовлетворенно отметил, что на теле его испытуемого не образовалось ни одного свежего синяка либо ссадины. Освободив ладони от уже ненужных предметов одежды, оперативник проследовал на свое рабочее место, где удобно уселся на деревянном стуле, снабженном мягкой «сидушкой», и приготовился внимательно слушать. Его оппонент уже не дрожал, но продолжал сидеть, неуклюже, трусливо съежившись, словно боясь – нет! – не побоев от полицейского, а какой-то иной, более серьезной и смертельной, опасности. Весь вид его говорил о том, что ему пришлось столкнуться с чем-то неизвестным его понимаю и неведомым нормальному восприятию. Глубокий задумчивый взгляд этого человека слово бы отражал некую потустороннюю сущность, прочно застывшую в его испуганном взгляде. Горячеву представилась возможность это понять в тот самый момент, когда подозреваемый набрался смелости «оторвать» от пола глаза и поднял их, одарив жутким взором своего невольного собеседника. Только взглянув в эти «застекленевшие» преступные зенки, Павел мгновенно распознал ту страшную жуть, что недавно пришлось пережить этому человеку. Не отдавая себе отчет, сыщик невзначай заерзал на стуле, охватившись непременным желанием побыстрее закончить это странное дело.