Потрясенные общества. Правила жизни в эпоху перемен - стр. 15

Больше 100 лет прошло, но семьи всё помнят. «Этот дом был наш». Или – «Эта земля была наша». Вот один из множества рассказов (Александра Орджоникидзе). «Мой прадед, подкидыш в Московском Воспитательном доме, работал лесным сторожем г. Брянска, имел восемь детей. Мой дед – восьмой, младший, встретил революцию студентом. Так вот – все дети лесного сторожа получили высшее образование (и две дочери тоже окончили Высшие женские курсы – акушер и учитель), далось это тяжелым ежедневным трудом. Двое старших (1873 и 1875 гг. рождения) выслужили личное дворянство, один по учительской, другой по инженерной (железнодорожной) части. Все они в 1918–1919 гг. лишились всего, что накопила семья, работая вдесятером».

«Разве был средний класс в 1917 году?» – спрашивают многие. Но вот же он – средний, из самых низов, когда семья встает на ноги и готова много и трудно работать. Слушаем продолжение: «Другой мой прадед, Филипп Кузьмич Понитков, крестьянин Орловской губернии, герой Японской войны, георгиевский кавалер, ранен. В поезде с востока в Питер у него началась гангрена, и ему ампутировали ногу. В Питере попал в госпиталь императрицы Александры Федоровны (на 25 коек), получил второй Георгиевский крест из рук царя, разрешение на обучение за счет государства двоих сыновей (один, мой дед, фельдшер, второй – священник) и… разрешение на торговлю спиртным (это было монополией государства). К 1917 г. у него было уже семь магазинов – в Туле, Орле, Брянске и др. В 1919 г. умный прадед бросил все и уехал в дальнее село никем».

Что сказать? Мы все очень разные – по доходам и имуществу. Одни семьи поднимаются, другие идут вниз, чтобы через два-три поколения снова встать на ноги. Многие и сегодня хотели бы все отнять.

Хорошо бы никогда больше.

Никогда больше отъемов, никогда – изъятий и конфискаций, никогда – слез и сломанных судеб. Отнятое не приносит счастья – это хорошо показала история России.

А что приносит? Уверенность каждой семьи в том, что она может строить свой дом, свою состоятельность поколениями, не ожидая, что ей скажут: «Отдай все».

Лучше бы им скрыться вглубь России еще в 1920-е. Бросить свои комнаты по уплотнению, уже не квартиры, в Ленинграде (уже не Петербурге) и уехать куда глаза глядят. На север, на Волгу, на Урал? Кто знает?

Шефнер, внук морских офицеров, генерал-лейтенанта (по отцу) и контр-адмирала (по матери)[53].

«В конце 1934 г., после убийства Кирова, нахлынула волна репрессий. Коснулась она и дворян; их стали высылать из Ленинграда только за то, что они бывшие дворяне… Мать, тётя Вера и дядя Костя прониклись убеждением, что нашему семейству грозит беда и что нагрянет она скоро. Стали готовить чемоданы. Тревожно, невесело стало в нашей квартире.